Стася нырнула за дверь и начала исследовать апартаменты.
Замок оказался исключительно огромным и напоминал своими переходами лабиринт. Бесконечность холлов, залов, переходов, анфилад, террас, повторяющихся и все-таки отличных. В нем можно было заблудиться и пропасть. Но примечательно было другое — он словно зеркало отображал тот мир, в котором находился, и так же был непостижим, загадочен. По нему бродило много людей в самой разной одежде, от сари до сарафанов, от защитной формы до колетов, и в тоже время, он был безлюден. Канделябры соседствовали с лампами образца двухтысячного года, пыльные фолианты в бархатных обложках, написанные от руки, стояли на дубовых стеллажах, а рядом валялись очки для выхода в виртуальное пространство, целые стеки информационных чипов. Сотовый телефон времен их изобретения соседствовал с наушником переговорного устройства, знакомого Стасе как свои пять пальцев.
Она порадовалась и взяла его, надеясь на связь с базой, но он молчал. Пришлось разбирать гарнитуру, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам, чтобы ее не заметили. Женщина отвернула крышку наушника и вдруг услышала внизу, за окном:
— Их сегодня много.
— Чуть больше, чем всегда.
— Они уже устраиваются. Проследи.
— Обязательно.
Стася замерла, сжав дугу гарнитуры, на цыпочках прокралась к окну и осторожно выглянула: внизу, на небольшой террасе стояли Арлан и Йохан. Первый кормил голубя с руки, последний внимательно за ними наблюдал:
— Хотел тебя спросить, Николас, как твоя жена? Нужна ли помощь?
— Время, друг мой, тут поможет только время. Мне нужно выиграть его, вернее обыграть твою племянницу. Она задумала дурное. А впрочем, что не сделаешь назло?
— Возможно, и задумала, но сама себя перехитрила, и тем самоуничтожилась.
— Только это и радует. Но пока победы нет ни у нее, ни у меня. Все слишком шатко, это раздражает.
О чем они? — прищурилась Русанова. Ясно, что о Стесси, и явно… Нет, та, что попала в ее мир, призраком была, а тут толкуют о живой. А может в момент смерти… такое бывает, тем более самоубийца… Нет, ерунда.
— К чему тебе наушник? — властная, но нежная рука перехватила через плечо женщину, отбирая переговорник. Стася развернулась — Арлан.
— Фу, ты!
— Напугал?
— Э-э-э…
Как она не услышала его шагов? Увлеклась подслушиванием разговора? А как он мог так быстро оказаться рядом с ней, если только что был внизу?
Стася выдавила улыбку и покосилась за окно.
Черт! Галлюцинация? Мираж?
Внизу Арлан продолжал беседу с Йоханом и медленно удалялся в сторону фонтана, но в тоже время стоял перед ней и спокойно смотрел на нее.
— Ты… там, — дрогнув, ткнула пальцем в сторону террасы Стася.
— Угу.
И все?!
— У тебя есть брат?
— Нет.
— Двойник?
— Нет.
— Тогда… Но ты там, внизу! Ты видишь?!
— Я здесь, с тобой.
— Но вон же, вон!
Он что, не видит?!
И… вывалилась в попытке доказать, что ей не померещилось. Но даже вскрикнуть не успела, как оказалась на его руках. Голубь сидел на плече и с долей насмешки, легкой укоризны смотрел на женщину, склонив голову набок. И он, и Арлан были материальны, плоть от плоти.
Русанова посмотрела вверх, надеясь, что не сошла с ума, а просто кто-то ей голову морочит. Но в оконном проеме никого не было. Привиделось? А кто: тот или этот?
— Ваше Высочество, вам нужно быть поосторожней, — заметил Йохан с непривычным и вполне серьезным почтением. — Сквозняки…
— Двойники! Я видела тебя, — уставилась на Николаса. Тот пожал плечами с улыбкой на губах:
— Это я тебя сразил?
— Не смешно! Ты был там… — и увидела, как тот выгнул бровь, то ли удивляясь, то ли иронизируя. Запнулась, сообразив, что ситуация абсурдна и доказательств нет, она же выглядит, наверное, идиоткой. Во всяком случае, она смотрела бы на Арлана точно так же, заяви он ей подобное. — И здесь, — закончила почти шепотом.
— Испугалась?
— Ты спрашивал уже, — нахмурилась. — Вернее, тот… там…Розыгрыш, да? — предположила.
Арлан рассмеялся, поцеловал ее в висок:
— Какой чудесный вздор.
Стася насупилась: давно она не чувствовала себя дурой.
— Ты издеваешься, — протянула, почти прошипела, подозревая и, одновременно, констатируя.
Йохан спрятал улыбку и отвернулся к перилам:
— Пожалуй, я пойду, не стану вам мешать.
И испарился. Был и нет.
У Стаси рот открылся сам, а звука не было. Она пораженно смотрела на то место, где секунду назад стоял Йохан, и ничего не понимала. Зажмурилась, тряхнула волосами и, оттолкнув мужчину, спрыгнула на мраморный пол террасы. Указала на то место, где секунду назад стоял подручный лорда, уставилась на Арлана с немым вопросом во взгляде.
А тот с девственно чистым взглядом спросил:
— Что-то не так?
И до Стаси дошло, со скрипом доковыляло сквозь научные догмы и платформу логики:
— Вы колдуны!
Могла ли она представить, что когда-нибудь ей в голову придет подобный вздор? А чтоб еще его озвучить!…
Арлан звонко рассмеялся, голубь фыркнул и уставился на нее, как настоящий человек смотрел бы на глупого ребенка.
— Он… Он! — ткнула в его сторону пальцем, призывая Арлана обратить внимание на улику — человечий взгляд голубя.
— Тоже колдун? — не скрыл смешка мужчина и покосился на птицу. — Минор, ты слышал? Удивительная вещь, не правда ли?
— Да уж, — скрипнуло так явно, что женщина обмерла и всерьез подумала об обмороке, хотя в принципе не знала, каково это — упасть в обморок. Но состояние, что на нее напало, иначе чем предобморочным она б не назвала: в ушах зашумело, голова закружилась, горло перехватило, а ноги вдруг забыли как держать хозяйку.
Арлан подхватил ее, сел на скамью и усадил к себе на колени, прижимая к груди:
— Ну? Тише, любимая, ничего страшного не произошло.
Стася его не слышала — таращилась на голубя, что продолжал упорно сидеть на плече мужчины и пристально изучать женщину.
— Она меня боится, — скрипнуло опять, да так отчетливо, что не усомнишься. — Что будет если вдруг появится Токката или Виваче?
— Она привыкнет, дай ей срок. Не все же сразу.
Птица недоверчиво склонила набок голову:
— Не-ее знаааююю.
— Все привыкают.
Голубь нахохлился, выражая недовольство:
— Но настолько возмутительно не таращатся! Я что ей, чучело в перьях?!
— Я… Я слышу, — пролепетала Стася, неуверенная, что ей все это не мерещится.
— Хорошо, со слухом хоть проблем нет, — проворчала птица.
— Она дитя, — оправдывая, сказал Николас.
