Они вышли на улицу, где уже не было марсиан. Из дома напротив показался Ширази, угрюмый и бледный. Посередине улицы они встретились.
— А где Мадлен?
— Говорит, что не пойдет. Сказала, что плохо себя чувствует.
— Она Хфатону это сказала? Надир покачал головой:
— Нет. Ему она ни слова не сказала. Орм поморщился:
— Чертовски неприятное осложнение. Она в самом деле больна?
— Да, — кивнул Ширази, — но не в смысле физического здоровья. Она эмоционально расстроена. Все повторяет, что это фокус, колоссальный обман. Так зачем ей идти? Я сказал, что идти надо, иначе марсиане сочтут это оскорблением.
Орм разозлился, но признался себе, что его ярость, быть может, вызвана тем, что его обуревают те же чувства. Она заболела от страха — от страха, что все это может быть правдой.
Но он-то, христианин, почему он так напуган? Ему надо бы радоваться, как марсианам, а он?
— Ерунда, — произнес он вслух. — Надо ее взять с собой, даже если придется тащить!
И впереди остальных вошел в дом. Он ожидал увидеть включенный телевизор и Мадлен, наблюдающую за событиями, но телевизор был выключен, а Мадлен лежала на кровати. Когда Орм влетел в комнату, она села:
— У тебя могло хватить такта постучаться!
— Ты знала, что мы идем. Давай, Мадлен, вставай и пошли. Не веди себя как ребенок.
От этих слов она вскочила на ноги. С расширенными глазами и искаженным лицом она осыпала его потоком французских слов, потом остановилась, провела рукой по лицу и сказала по-английски:
— Ты меня взбесил, чтобы я встала с кровати, да?
Он кивнул:
— Ты должна идти, Мадлен, если ты не больна на самом деле. Если так, то я приведу доктора.
Он не стал добавлять, что доктор определит, больна ли она на самом деле — симулировать ей бы не удалось.
— Я не знаю, что со мной такое, но я не могу. Я просто…
— У меня то же самое, — перебил он. — Ты боишься, что это может оказаться правдой.
— Как? Но ведь ты…
— Поговорим об этом в другой раз, — прервал он.
Они вышли на улицу и направились в сторону площади, пока не оказались посреди толпы. Никто не говорил ни слова, и Орм с Ширази лишь изредка переговаривались тихим голосом. Дойдя до площади, они вдруг потонули в буре шума. Здесь говорили все одновременно и будто играла сразу сотня оркестров. Трудно было оценить количество людей, и Орм решил, что их здесь не меньше миллиона. Они стояли плечом к плечу, тесно сдвинув ряды, образовав колоссальное кольцо вокруг высокой и широкой каменной платформы в центре площади — Орм ее никогда раньше не видел, потому что ее верх раньше находился вровень с мостовой. Сейчас она медленно поднималась из земли. На вершине стояло примерно пятьдесят мужчин и женщин.
— Как нам пробраться? — крикнул Ширази на ухо Орму. — Это безнадежно!
— Хфатон должен был это предвидеть! — заорал Орм в ответ. — Что он себе думает? Он должен был нас заранее сюда доставить!
Тут он подпрыгнул: кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, Орм увидел крешийца в зеленом хитоне с ярко-алым шевроном через всю грудь.
За ним виднелась длинная серебристая лодка. По крайней мере это было похоже на весельную лодку, хотя ни весел, ни уключин на ней не было.
Крешиец повернулся и пошел прочь, знаком велев Орму следовать за ним. Позвав остальных, Орм направился к судну. Крешиец вынул из-под хитона маленький металлический цилиндр. Приложил его конец к губам и что-то сказал. Голос его звучал как труба.
— Будьте добры войти в шррет.
Четверо землян переглянулись, пожали плечами и полезли внутрь, где расселись в креслах с высокими спинками. Крешиец сел в кресло на носу и вытащил какую-то коробочку с рычажками. Через мегафон объявил:
— Держитесь. Это потребует всего минуты. Он пощелкал рычагами коробочки, и лодка плавно взмыла вертикально вверх, застыла в двадцати футах над землей, повернулась к платформе и медленно к ней поплыла. Не было слышно никакого шума двигателя, хотя его мог заглушить рев толпы. Никакой перегрузки пассажиры не ощутили.
Над платформой лодка мягко опустилась, и водитель показал, что они должны выйти. Как только они это сделали, лодка сразу же поднялась и — на этот раз намного быстрее — перелетела через толпу и опустилась за ней.
— Вы могли попросить дать вам дорогу, и толпа расступилась бы, — сказал Хфатон. — Но вы опаздывали, и я послал шррет.
По его выражению лица можно было понять, что они не прошли испытание. Наверное, тест на IQ, подумал Орм. Он не стал рассказывать об инциденте с Мадлен. Крешийцы и так догадаются, что с ней что-то не так. А может быть, подумал он, и он сам выглядит не лучше. Не посерел ли он под темной пигментацией, и нет ли на лице следов напряжения?
И Бронски с Ширази тоже выглядели не слишком спокойными.
Платформа все еще поднималась вверх, но на высоте тридцати пяти футов остановилась. Шли минуты. Орм посмотрел на шар, прикрыв глаза ладонью. Тот горел ярко, как и всегда.
Из тесной группы в центре платформы выступил один из крешийцев. Его хитон был раскрашен белыми и голубыми полосами, поверх настоящей бороды была надета фальшивая — длинная и вьющаяся, а в правой руке он держал крючковатый пастушеский посох из какого-то голубого дерева.
— Рабби Манассия бен-Махир, — сказал Хфатон на ухо Орму.
Рабби поднял посох. Рев толпы и музыка немедленно стихли, и слышен был только плач младенцев в толпе. Женщина на краю толпы рядом с платформой обнажила грудь и дала ее своему младенцу, и тот затих. У Орма при виде этой могучей груди опять возникла судорога в паху. В ту же минуту ему стало стыдно. Вот он ждет Мессию, который с минуты на минуту появится, и тут на тебе — половое возбуждение.
— Прости мне, Господи! — прошептал он. И в то же время подумал: «А что я могу поделать? Такой долгий пост, а я не святой».
Рабби начал петь, и на третьей фразе толпа подхватила. Слов Орм не понимал — они были на иврите, — но он пел вместе со всеми, сначала повторяя бессмысленные для него слова, а потом перешел на молитвы Господу по-английски.
Тут Хфатон слегка толкнул его и сказал:
— Совершенно не обязательно тебе петь со всеми. Лучше молчать, чем говорить не те слова.
У Орма запылали щеки.
Рабби вновь поднял посох, и снова пала тишина, нарушаемая лишь плачем младенцев, хотя теперь их было меньше. Орм не стал смотреть вниз: не хотел, чтобы его отвлекали обнаженные груди. Хотя все равно, подумал Орм, он читает у меня в уме, и он узнает. И тут же сообразил, что это чушь. Ведь ему говорили, что Мессия всего лишь человек — пусть и усыновленный Богом — и он не телепат. И снова пришла мысль: а ведь я не знаю, тот ли он, за кого они его выдают. Может быть, права Мадлен Дантон.
