Паркинс вздохнул, подошел к двери и постучал.
Не прошло и секунды, как та открылась, будто новый мужик прятался за ней, поджидая, чтобы Паркинс подошел.
- Инспектор! - еле заметно улыбаясь, сказал Стрейкер. - Как хорошо, что вы заглянули.
- Наверное, просто констебль, по старинке, - сказал Паркинс, закурил "Пэлл Мэлл" и небрежно вошел. - Паркинс Джиллеспи, приятно познакомиться. - Он сунул Стрейкеру ладонь. Ладонь ухватили, легонько сжали пальцами, показавшимися на ощупь ненормально сильными и очень сухими, потом выпустили.
- Ричард Трокетт Стрейкер, - сообщил лысый мужчина.
- Я догадался, - сказал Паркинс, оглядываясь по сторонам. Весь магазин был застлан и отдан во власть маляров. Запах свежей краски был приятным, но сквозь него словно бы пробивался какой-то другой неприятный запашок. Его Паркинс распознать не сумел. Он снова переключил внимание на Стрейкера.
- Чем могу быть полезен в такой прекрасный день? - поинтересовался тот.
Паркинс обратил свой мягкий взгляд за окно, где безостановочно лил дождь.
- Да, по-моему, ничем. Просто заскочил узнать, как дела. Более или менее сказать вам "добро пожаловать в город" и пожелать удачи.
- Какая чуткость. Хотите кофе? Чуточку шерри? Там внутри у меня есть и то, и другое.
- Нет, спасибо, задерживаться не могу. Мистер Барлоу тут?
- Мистер Барлоу в Нью-Йорке на закупках. До десятого октября - самое раннее - я его не жду.
- Стало быть, откроетесь без него, - сказал Паркинс, думая, что, если цены на витрине хоть о чем-то говорят, вряд ли у Стрейкера не будет отбою от покупателей. - Кстати, а звать Барлоу?
Снова явилась тонкая, как лезвие, улыбка Стрейкера.
- Это профессиональный интерес, констебль?
- Не-а. Просто любопытно.
- Полное имя моего партнера - Курт Барлоу, - сказал Стрейкер. - Мы работали вместе и в Лондоне, и в Гамбурге. Это, - он повел рукой вокруг себя, - наш уход от дел. Скромно. И тем не менее, со вкусом. Мы ожидаем, что заработаем только на прожитие, не более. И все-таки оба любим старые вещи... отличные вещи... и надеемся приобрести репутацию в округе... может быть, даже во всем вашем таком чудесном регионе Новая Англия. Как вы думаете, констебль, это возможно?
- По мне, так все может быть, - ответил Паркинс, озираясь в поисках пепельницы. Ничего такого он не увидел и стряхнул пепел в карман плаща. Ну, все равно, надеюсь, вам повезет как нельзя лучше... увидите мистера Барлоу, скажите, что я постараюсь наведываться.
- Хорошо, - сказал Стрейкер. - Он получает огромное удовольствие от общения.
- Отлично, - сказал Джиллеспи. Он пошел к дверям, помедлил, оглянулся. Стрейкер пристально смотрел на него. - Кстати, как вам этот старый дом?
- Требуется очень много потрудиться, - отозвался Стрейкер. - Но время у нас есть.
- Уж наверное, - согласился Паркинс. - Не думаю, чтоб вы встречали тут поблизости молодняк.
- Молодняк? - брови Стрейкера сдвинулись.
- Ну, ребятишек, - терпеливо пояснил Паркинс. - Знаете, как они иногда любят подразнить новеньких. Швыряют камнями, или звонят в звонок и деру... всякое такое.
- Нет, - сказал Стрейкер. - Никаких детей.
- Похоже, мы одного вроде как потеряли.
- Вот как?
- Да, - рассудительно произнес Паркинс. - Да, так. Теперь думают, может, нам его уж и не найти. Живым.
- Какой позор, - отстраненно заметил Стрейкер.
- Вроде того. Ежели что увидите...
- Разумеется, я моментально сообщу вам в контору, - он снова прохладно улыбнулся.
- Вот и хорошо, - сказал Паркинс. Он открыл дверь и смиренно взглянул на проливной дождь. - Скажите мистеру Барлоу, что я смотрю в будущее.
- Конечно, констебль Джиллеспи. Чао.
Паркинс озадаченно оглянулся.
- Чава?
Улыбка Стрейкера стала шире.
- До свидания, констебль Джиллеспи. Это известное итальянское выражение, и означает оно "до свидания".
- О? Ну, каждый день узнаешь что-нибудь новое, верно? Пока.
Он вышел под дождь и затворил за собой дверь.
- Мне-то оно неизвестное, не-ет.
Сигарета Паркинса намокла, и он ее выкинул.
Изнутри Стрейкер через витрину следил, как констебль уходит по улице от магазина. Он больше не улыбался.
Добравшись до своего кабинета, Паркинс позвал:
- Нолли? Нолли, ты здесь?
Никакого ответа. Паркинс кивнул. Нолли был хорошим парнишкой, только вот мозгов у него чуток не хватало. Он снял плащ, расстегнул галоши, уселся за свой стол, отыскал в портлендской телефонной книге номер и набрал его. Трубку на другом конце провода сняли после первого же гудка.
- Портленд, ФБР. Агент Хэнрахэн.
- Говорит Паркинс Джиллеспи, констебль населенного пункта Иерусалимов Удел. У нас тут мальчик пропал...
- Так, понятно, - твердо сказал Хэнрахэн. - Ральф Глик. Девять лет, четыре фута три дюйма, волосы черные, глаза голубые. Что, рапорт о похищении?
- Вовсе нет. Можете кой-кого для меня проверить?
Хэнрахэн ответил утвердительно.
- Первый - Бенджамен Мирс. М-И-Р-С. Писатель. Написал книжку под названием "Дочь Конвея". Два других вроде как в связке. Курт Барлоу. Б-А-Р-Л-О-У. А второй...
- Этот Курт пишется через "т" или через "д"? - спросил Хэнрахэн.
- Не знаю.
- Ладно. Продолжайте.
Потея, Паркинс продолжил. Общение с настоящим законом всегда заставляло его чувствовать себя идиотом.
- Второй - Ричард Трокетт Стрейкер. С двумя "т" на конце, а Стрейкер - как слышится. Этот тип и Барлоу занимаются мебельным и антикварным бизнесом. Только что открыли тут, в городе, магазинчик. Стрейкер утверждает, что Барлоу на закупках в Нью-Йорке. И еще - что они вместе работали в Лондоне и Гамбурге. По-моему, отличное прикрытие.
- Вы подозреваете этих людей по делу Глика?
- Покамест я не знаю, есть ли такое дело вообще. Но они объявились в городе примерно в то самое время.
- Думаете, Мирс как-то связан с двумя другими?
Паркинс откинулся на спинку стула и одним глазом глянул в окно.
- Это, - сказал он, - одна из тех вещей, которые я хотел бы выяснить.
В ясные, прохладные дни телефонные провода издают странное гудение, словно вибрируют от передающейся по ним болтовни. Этот звук - одинокий голос, летящий в пространстве, - не спутать ни с чем. Зимние заморозки и оттепели придали серым, занозистым телефонным столбам небрежный наклон и сделали не такими деловитыми и вымуштрованными, как столбы, закрепленные намертво цементом. Их основания черны от гудрона, если они стоят рядом с мощеной дорогой, или припудрены пылью, если дорога эта - проселочная. На поверхности столбов, там, где карабкались что-то исправить монтеры (в сорок шестом, пятьдесят втором или шестьдесят девятом), видны старые, побитые ветром и дождями метки от монтерских "кошек". Птицы - вороны, воробьи, скворцы, малиновки - усаживаются на гудящие провода и сидят в нахохленном молчании, возможно, слыша когтистыми лапками звуки чужой, человеческой, речи. Если так, их глаза-бусинки ничем этого не выдают. Город чувствует ход времени, а не истории, и, кажется, телефонным столбам это известно. Если положить на такой столб ладонь, можно почувствовать дрожь от идущих в глубине древесины кабелей (словно там заключены чьи-то души, которые отчаянно пытаются выбраться наружу).
