– Я узнала… про своего дядю Роба… про родителей… Они же поменяли имена. И захотела узнать больше. Ты говоришь, что в последний раз видела меня совсем маленькой. Вот такой. – Я повторяю ее жест. – Когда это было? Почему мы перестали видеться?
Прежде чем ответить, Керри припадает к банке.
– Тебе тогда года три было, если не меньше. Тебя увезли отсюда, и мы перестали видеться. Родители твои переехали в Бирмингем, сменили имена… и все такое.
– Папа говорил, они решили все начать заново.
– Он хотел убраться подальше отсюда. От этого места. Может, и от меня.
– Но почему?
– Была причина… Никола, я же чуть тебя не потеряла. После этого они и рванули прочь.
– Ты чуть не потеряла меня, когда мне было три года. В семнадцатом году? – Я помню дату на конверте.
– Да. В семнадцатом. В январе.
– Ты меня чуть не потеряла, но потом нашла и при мне оказалось… вот это? – Я лезу в карман и достаю медальон.
Она шумно вздыхает, протягивает руку и берет украшение.
– Да, – кивает Керри. – Надо же, этот медальон…
– Где? Где ты его нашла?
Она смотрит на меня. Замечаю, что белки ее глаз испещрены ниточками кровеносных сосудов. Похоже, у нее не все в порядке со зрением.
– Можешь рассказать мне об этом? Пожалуйста.
Она шмыгает носом, откидывается на спинку кушетки. Вертит в руках банку. Ее губы шевелятся, но слов я не слышу.
– Прошу тебя, расскажи. Мне важно знать.
Я поджимаю ноги под себя, упираюсь спиной в боковую стенку кушетки и жду. Керри начинает рассказ:
– Это случилось вскоре после Рождества… Нет, позже. Ближе к концу января. Мама твоя еще училась и проходила практику в больнице. Отец работал на стройке… Нет, в другом месте. Они тогда старую фабрику ломали. Родители попросили присмотреть за тобой. Я была трезвая. Период у меня такой был… Не прикладывалась. День выдался ясный, солнечный, только очень холодный. Я одела тебя потеплее и повела в парк. Ты любила там бегать и играть в снегу. Мы пошли к озеру. Оно совсем замерзло.
– К озеру? Туда, где…
Она кивает:
– Я люблю это место. Там мне легче думается о нем. О моем мальчике. Ему было всего семнадцать. Сама понимаешь, тоскую я по нему.
– Понимаю.
– Время двигалось к обеду. Я подумала: выкурю сигаретку, передохну немного, а потом мы с тобой вернемся на Хай-стрит. Я пакет чипсов припасла, чтобы по дороге угощаться… Всего-то на минутку отвернулась. Смотрю – тебя нигде нет. А потом увидела тебя на льду. Ты обернулась, помахала ручонкой и… исчезла. Там полынья была под снегом. Я окаменела. Ни рукой ни ногой пошевелить не могу. Только смотрю на место, где ты ушла под воду. Другие люди… Словом, они не растерялись, бросились тебя спасать. Парень один нырнул за тобой и вытащил из воды. Принесли тебя, отдали мне. Ты была как куколка. Замороженная куколка. Но это с виду. Ты была жива. Я прижала тебя к себе и качала. Взад-вперед, взад-вперед.
– А медальон?
Я опережаю ее вопросом, поскольку не представляю, каким будет дальнейший рассказ Керри.
– Цепочка намоталась на твои пальчики.
– Как странно.
– Да уж. Этот медальон я раньше видела. Его твоя мама носила.
Вспоминаю снимок внутри. Цепочка на маминой шее. Может, это разные медальоны? Нет. Один и тот же.
– Но как медальон попал ко мне под водой?
– Не знаю, дорогая, – пожимает плечами Керри. – Иногда мне кажется, это был подарок. Мой мальчик тебе подарил. Он тебя спас и хотел подать мне весточку. Хотя иногда я думаю, а не…
– О чем ты думаешь?
Она отвечает шепотом:
– …не хотел ли он забрать тебя?
Спас меня… или собирался утащить под воду, но ему помешали. Вспоминаю его слова: «Вот я тебя и нашел». Четырнадцать лет назад он был там. На озере. Он и сейчас должен быть там.
Я вздрагиваю. Пытаюсь продолжить разговор с Керри:
– Каким он был? Роб.
– Всякое про него говорили. Ангелом он не был. Я же не полоумная, чтобы во всем его оправдывать. Признаю: делал он такое, чего нельзя творить. Но никто не знает парня лучше его матери. Говорю тебе: глубоко в душе он был хорошим мальчиком. Просто другие этого не видели, а я видела.
«Он был хорошим мальчиком». Возможно, когда-то и был. Но потом он убивал, снова и снова. И продолжит убивать, если я его не остановлю.
– Если бы ты могла снова с ним встретиться, увидеть его сейчас, что бы ты ему сказала?
Керри вздыхает, ставит банку на пол:
– Дорогая моя, я с ним постоянно разговариваю. Иду на озеру и вижу его таким, каким он был. Мой малыш.
– Ты его видишь?
Она кивает и достает из пачки сигарету. Сигарета дрожит в ее пальцах.
– Он не умирал. Для меня он жив. И по-прежнему здесь, со мной. И всегда будет.
Керри не сразу удается зажечь сигарету. Она глубоко затягивается, потом отворачивается в сторону, чтобы дым не шел мне в лицо.
– Я его тоже вижу, – сообщаю я.
Она смотрит на меня, разинув рот. Сигарета выскальзывает из пальцев и падает на ковер.
– Керри! Бабушка! Ты уронила сигарету!
Керри в ступоре, смотрит отрешенно и молчит. Я вскакиваю, поднимаю сигарету. Ковер начал тлеть, наступаю на него, вдавливаю в ворсинки подошву кроссовки.
– Думаю, обошлось, – произношу я с облегчением.
Сигарета по-прежнему у меня в руках. Кладу ее в ближайшую пепельницу и снова сажусь. Оцепенение Керри не проходит, она будто в транс впала. Тянусь к ней, сжимаю ее ладонь:
– Керри! Бабушка!
Она смотрит на наши руки, потом на меня.
– Ты его видишь, – шепчет Керри. – Роба. Моего Роба. Значит, он не умер…
Большим пальцем я глажу ее ладонь:
– Керри, он мертв. Это просто… просто… что-то вроде призрака.
– О чем ты?
– Я иногда вижу его, говорю с ним. Но он приходит и уходит. Он живет в воде. Дело в том…
Как сказать ей правду? Как сообщить, что ее любимый малыш – серийный убийца?
– Дело в том, что он несчастен. Он… не может успокоиться.
Керри всхлипывает, другой рукой зажимает себе рот:
– Мой мальчик!
Не знаю, сумею ли я продолжить разговор, но я должна ей сказать:
– Он… причиняет людям зло. В основном девочкам моего возраста.
Керри резко отдергивает руку.
– И ты туда же. – Ее глаза становятся щелочками. – Разносишь ложь о моем мальчике. Возводишь на него напраслину.
– Нет! Мне самой тяжело рассказывать тебе такие вещи. Я была бы рада, если бы они оказались слухами. Но это правда. Кошмар начался и продолжается.
– Что? Что продолжается?
– Он погубил немало девочек. Утопил их. Он опасен.
– Нет! Это ложь!
– Я не вру. А что, когда Роб был жив, он никому не причинял зла?
Керри зажмуривается. Наверное, ей хочется, чтобы я исчезла.
– Бабушка, пожалуйста, ответь мне. Я напугана. Я боюсь его.
Она вздыхает, открывает глаза:
– Ангелом он не был, но того, о чем ты говоришь… этого бы он ни за что не сделал.
– Не сделал бы? Значит, я могу пойти на озеро? И там со мной ничего не случится? Там мне ничего не угрожает?
– Не ходи туда, Никола. Даже не приближайся к этому месту. – Керри смотрит в упор. В ее глазах я вижу боль, страх и неуверенность. Она тоже боится. – Никола, обещай мне, что не пойдешь на озеро. Обещай.
Ее пальцы, похожие на когти, впиваются мне в кожу. Она сверлит меня взглядом.
– Хорошо, не пойду, – обещаю я. – Дождусь автобуса и поеду домой. Я узнала все, что хотела.
Керри слегка разжимает пальцы, но руку мою не отпускает.
– Мы еще увидимся? – спрашивает она.
Ее глаза полны неподдельного страдания. Мне сложно разобраться в своих чувствах к ней, даже не знаю, есть ли они сейчас. Но между нами возникла связь, и я не хочу рвать тонкие ниточки.
– Конечно. Скажи мне свой номер, я забью его в мобильник.
– У меня нет телефона. Без него легче. Телефоны приносят плохие новости.
– Но и хорошие тоже. Если бы у тебя был мобильник, мы могли бы перезваниваться. Общались бы.
– Наверное.
– Я была бы рада.
– Я тоже, – улыбается она.
Сижу у нее еще некоторое время. Керри насильно впихивает мне в рюкзак пару банок пива «на дорожку». Прощаемся мы с нею довольно странно. Ни объятий, ни поцелуев. Как говорится, никаких телесных контактов. Но когда я подхожу к двери, мне кажется, что Керри коснулась моей ладони. Оборачиваюсь. Ее рука застыла в воздухе. Керри скрючивает пальцы и неуклюже, по-детски, машет мне.
– Пока… бабуля.
– Лучше зови меня Керри. Бабулями называют старух.
Ухожу, думая о ее худощавой руке, похожей на птичью лапу, о морщинах в уголках рта, о красных ниточках сосудов вокруг глаз. С какой легкостью я ей соврала.
Я иду не на автобус. Держа мобильник с открытой картой, иду к парку и дальше… к озеру.