В ушах набирала мощь симфония льда или разбивающихся ледяных кристаллов – поистине неземной шум, который я ошибочно принимала за электрический гул. В нем были своя мелодия и ритм, наполнившие сознание. Постепенно начало казаться, что слова на стене тоже связаны со звуком, просто раньше я этого не слышала. Вибрация обладала весом и текстурой и сопровождалась запахом чего-то паленого, вроде осенней палой листвы или перегревшегося двигателя. На языке остался привкус горелой морской соли.
Никакие слова… никакие снимки…
Пока мои глаза привыкали к свету, Слизень менял свою форму молниеносными темпами, словно насмехаясь над тем, что я не могла воспринять его. Вот он отражение множества преломленных зеркал. Вот он многослойная структура в форме аркады. Вот он чудище вроде улитки, вокруг которого маячили еще более странные существа. Вот он сияющая звезда… Глаз не мог запечатлеть его, будто пропускной способности глазного нерва было недостаточно.
Затем он вдруг начал разрастаться, стремительно приближаясь ко мне. Он рос и рос, пока не заполнил все пространство, даже там, где его не было – где его не должно было быть. Он перегородил собой лестницу, как будто стена или дверь. Только это была не стена света – золотого, синего, зеленого, но из какого-то другого спектра, – а стена плоти, напоминавшей свет. По ней шли плавные извивающиеся разводы, как по замерзшему водопаду. В воздухе, подобно ленивым головастикам, парили живые существа. Правда, они держались периферии моего зрения, как черные мошки, поэтому вполне могли оказаться иллюзией.
Ослепленная этой текучей массой и бесчисленными отражениями Слизня, я полагалась на другие чувства и, кажется, разглядела тень руки или что-то похожее. Она была размыта, в постоянном движении, медленно, но упорно оставляя след на левой стене – своего рода закодированный сигнал из превращений, изменений и преображений. Над ней – еще одна тень, отдаленно напоминающая голову, такая же размытая, будто окутанная густыми водорослями в мутной воде.
Я попыталась отойти, подняться наверх… но не получилось. То ли Слизень поймал меня в ловушку, то ли мой мозг предал, но двигаться я не могла.
Слизень то исчезал, то появлялся, а может, это я то теряла сознание, то приходила в себя. В одно мгновение не было ничего – то есть совсем, – будто слова писались сами собой, а потом вдруг возникал Слизень – и опять пропадал. Неизменной оставалась лишь тень руки и воплощающийся текст.
Что делать, когда пяти чувств недостаточно? Я по-прежнему не могла увидеть его, и это пугало сильнее всего. Почему я его не видела? В памяти снова всплыла морская звезда из Скалистого залива. Она росла и росла, занимая собой сначала весь бассейн, потом целый мир, а я барахталась на ее шероховатой светящейся поверхности, уставившись на ночное небо, а ее свет проходил сквозь меня.
Под ужасным давлением света, в котором будто сконцентрировался весь вес Зоны Икс, я решила сменить тактику. Я попыталась сосредоточиться только на словах на стене, на руке и тени головы… или шлема… или чего-то там над ней. На каскаде искр, которые на самом деле были живыми организмами. На новом слове. На себе, все еще ослепшей. Ясность внутри меня притихла, будто мы пришли в храм.
Все это вместе с ударами сердца и какофонией звука от беспрерывного письма наполнило меня без остатка. Вот она, та минута, которую я неосознанно ждала всю жизнь: встреча с самым прекрасным и самым ужасным созданием в мире, но мне ее не пережить. Какие бесполезные инструменты взяла я с собой! Какое неподходящее имя я придумала для него: Слизень! Время растянулось, стало топливом для создания новых слов, которые это существо писало вот уже бог знает сколько лет, бог знает зачем.
Не знаю, как долго я стояла, замерев, на пороге и смотрела на Слизня. Это могло длиться целую вечность, а я бы даже не заметила течения времени.
Но что потом?
Что приходит на смену откровению и оцепенению?
Либо смерть, либо медленное, но уверенное оттаивание, возвращение в реальный мир. Не то чтобы я привыкла к Слизню, скорее, я снова на мельчайшую долю секунды вспомнила, что Слизень – это организм. Сложное, невероятное, опасное, внушающее страх и трепет существо. Да, он, возможно, не поддается объяснению. Да, моим чувствам, знаниям и уму, возможно, не под силу постичь его, но это все равно был живой организм. Он мимикрировал, прикрываясь образами, которые, как мне упорно казалось, черпал из моего сознания. И все это лишь для того, чтобы сломать мою логику и задушить во мне биолога.
С огромным усилием – все тело застонало – я повернулась к Слизню спиной.
Казалось бы, простейшее действие, но оно принесло несказанное облегчение. Я прижалась к прохладной и шершавой стене и закрыла глаза: зачем мне зрение, если оно лишь предает?… Перебирая руками, я начала карабкаться назад. Свет по-прежнему давил на спину, музыка слов наполняла череп, пистолет, про который я совсем забыла, впивался в бедро. Впрочем, сама мысль о нем казалась жалкой и бессмысленной, как и мысль об образцах: во что тут было целиться?
Я поднялась на одну или две ступеньки, когда спину мне обдало сначала жаром, затем влажным и тяжелым прикосновением, как будто густой свет превращался в море. Наивно было думать, что я смогу сбежать. Еще одна ступенька – и я начала задыхаться. Свет и правда стал морем.
И хотя я осознавала, что это не настоящая вода, я чувствовала, что тону.
Меня наполнила отчаянная паника девочки, упавшей в фонтан и впервые в жизни осознавшей, что она может умереть. Этому не было конца, деваться было некуда. Густой зелено-синий океан, освещенный искрами, захлестнул меня, и я тонула, отчаянно барахталась и снова тонула, пока не пришло осознание, что это будет продолжаться вечно. Я представила, как прибоем меня выбрасывает на камни в тысячах километров отсюда, изуродованную до неузнаваемости. А в памяти только ужас этих минут.
Затем я спиной почувствовала, как на меня уставились сотни глаз. Я стала рыбешкой в бассейне, за которой наблюдала чудовищная девочка. Я стала мышью на пустыре, за которой охотилась лиса. Я стала добычей морской звезды из приливного бассейна.
Ясность, скрывшаяся в каком-то водонепроницаемом уголке, твердила, что эту минуту мне не пережить и что надо смириться. А мне хотелось жить – очень хотелось! Увы, сил не оставалось даже на то, чтобы дышать. Я открыла рот, впустила в легкие поток воды, которая на самом деле водой не была. И глаза – это не глаза, а Слизень, прижавший меня к стене и проникающий в меня. Все его внимание сосредоточилось на мне, а я, беспомощная и брошенная, не могла ни пошевелиться, ни подумать.
