- Да как же вы не понимаете! - вскричал вдруг дежурный. - Да мне просто жаль вас, идиотов! Вы обрекли себя на страшные муки и лишения! Вы перечеркнули все, что было с таким трудом накоплено человечеством! Вы развалили города и привели в упадок свою планету! Фанатики, безумные фанатики - вот вы кто есть! И ради чего? Ради чего, я вас спрашиваю?!
- Ради спасения наших потомков, - тихо, но непреклонно ответил капитан. Это вам и вашим предкам принадлежит изречение: "После нас - хоть потоп!" Мы же предпочли не допустить потопа. И если вы ?пасаетесь пустить нас на свою чистенькую, благополучную планетку только потому, что думаете, будто мы у вас начнем просить помощи и подаяний, то ошибаетесь! Отдайте нам один из своих континентов, пусть даже самый захудалый и непригодный для жизни - и мы превратим его в цветущий сад! Без вашей помощи, кстати говоря. Уж что-что, а трудиться по двадцать четыре часа в сутки мы умеем!
- Да не в этом вовсе дело, капитан! - воскликнул Тилл, от возбуждения вскакивая на ноги. - Я уверен, что абсолютное большинство новоземлян выскажется за то, чтобы удовлетворить вашу просьбу. Но проблема-то заключается совсем в другом!
- В чем же? - с интересом осведомился бортинженер.
- В том, что вы сами не захотите переселиться сюда!
- Вот как? - удивился Снайдеров. - С чего вы это взяли? Поймите, у нас нет другого выхода, какие бы чувства по отношению к вам мы ни питали!
- При чем здесь ваши чувства? - устало отмахнулся Тилл. - Значит, сто лет вам кажутся малым сроком? А триста?
- А что - триста? - недоуменно спросил Риве-ра. - Что должно случиться через триста лет?
Вместо ответа Тилл вновь повернулся к ящику, который он назвал "Интелом", и отбарабанил пулеметную дробь на кнопочной панели. Между ним и гостями повисло изображение шара, состоящего из нескольких разноцветных слоев.
- Поясняю, - сказал Тилл землянам. - Это схема ядра нашей планеты. Вот здесь, - он ткнул пальцем в красное пятно в центре шара, - находится область цепной термоядерной реакции, которая длится вот уже сотни тысяч лет. По последним расчетам наших ученых, процесс разрушения ядра близок к завершению, и примерно через три столетия Новая Земля разлетится на мелкие кусочки, как гнилое яблоко от сильного удара!
В комнате стало тихо.
- Послушайте, Тилл, - после паузы проговорил Снайдеров. - А вы не дурачите нас? Может быть, вы просто пытаетесь изобрести предлог для отказа в нашей просьбе?
- Нет, - покачал головой Тилл. - Это правда. К сожалению, конечно. Если не верите, можете спросить у любого новоземлянина. Правда, у нас об этом не очень-то любят вспоминать, но подтвердить то, что я вам сказал насчет реакции, может каждый в Городе.
- Как же вы можете так жить? - с ужасом спросил в наступившей тишине Ривера. - И неужели ничего нельзя сделать?
- Наверное, можно, - пожал плечами Тилл. - Но ведь впереди еще целых триста лет, не раз еще произойдет смена поколений, глядишь, наши прапраправнуки что-нибудь и придумают. Дети всегда умнее родителей, знаете ли.
- Значит, вы решили не заботиться об их будущем? - недоверчиво осведомился Финней. Очкарик хмыкнул.
- У нас так принято, что каждый должен заботиться о себе сам, - сообщил он, и в голосе его прозвучала непонятная гордость.
18
Капитан Снайдеров назначил отлет на вечер следующего дня. Тилл всячески уговаривал землян не спешить и погостить еще немного на Новой Земле, но Снайдеровым владело то самое смутное чувство, которое впервые посетило его, когда он и его товарищи пешком возвращались по Городу на корабль (на улицах теперь уже было много людей, которые прогуливались, явно никуда не спеша, лениво глазели на переполненные товарами и сверкающие великолепием витрины магазинов, афиши и вывески, зазывавшие в видеотеатры, дискотеки, бары и прочие увеселительные заведения, названия которых звездолетчикам ничего не говорили; люди эти жевали и пили на ходу и сидя за столиками прямо на тротуарах, и они смеялись, смеялись, смеялись так беззаботно, как может смеяться лишь сытый и свободный от каких-либо забот человек, а Снайдеров и его люди шли сквозь эту дружелюбную, смеющуюся толпу и, наверное, впервые в жизни почти физически ощущали, как воняют потом и машинным маслом их кое-как залатанные комбинезоны, как усиливается голодная резь в желудке и какими убогими выглядят они в глазах хозяев планеты). Снайдеров почему-то опасался задерживаться в гостях у этой сытой, благополучной, наплевавшей на будущее своих детей цивилизации. Она была чужда ему более, чем была бы чуждой цивилизация каких-нибудь разумных насекомых...
И опасения капитана не замедлили оправдаться. На следующий день Колотов и Ривера с утра отправились, при добровольном содействии Тилла, на один из многочисленных автоматических подземных заводов по производству продовольствия ("Можете брать все, что вам захочется, капитан, - сказал накануне Тилл. Чего-чего, а пищи у нас хватит на всю Галактику! И выкиньте из головы всякие дурацкие мысли насчет оплаты и тому подобного. Город давно в состоянии обеспечивать своих жителей бесплатными продуктами и вещами"). Снайдеров и Финней остались на корабле. Капитан укрылся за предлогом, что ему якобы нужно привести в порядок бортовую документацию - на самом деле ему просто хотелось собраться с мыслями, - а бортинженеру следовало проверить готовность корабля к старту.
Финней сначала гремел железками в машинном отделении, потом скрылся в своей каюте, и на корабле стало тихо.
Сидя в кают-компании возле открытого иллюминатора, Снайдеров задумчиво глядел на Город. В глубине души он ожидал многочисленных визитов со стороны "аборигенов", но у корабля так никто и не появлялся. Время от времени по шоссе проносились машины - сами по себе, без людей. Людям, жившим на этой планете, явно было начхать на непрошеных гостей, и Снайдеров.с невольной обидой силься понять почему. "Может, мы для них не представляем интереса, - думал он. - Или в нас они видят этакое навязчивое напоминание о том прошлом, которое они столько лет стремились забыть? Но неужели им просто по-человечески неинтересно узнать, что же стало с планетой, которую когда-то покинули их предки? Как же аюжно дойти до такой жизни, когда тебя ничто не интересует, ни прошлое, ни будущее?!"
Когда наступило время обеда, он решил проведать бортинженера, посчитав, что тот заснул в своей каюте. Однако Финней вовсе не спал. Он сидел на грязном полу своей каморки, сжимая в руках сосуд с длинным горлышком - такой же, как и те, что звездолетчики видели накануне в помещении с барьером, где хозяйничал человек в полосатой майке и коротких штанах. По заросшим многодневной щетиной щекам Финнея ползли крупные слезы.
