-27-
Храп спящих воинов заглушил потрескивание костра. На страже остался лишь молодой оцинвал. Он пропитывал кончики стрел соком гевеи и закалял их на медленном огне.
Моя драгоценная сережка сверкнула звездой, просвистела над его ухом и, угодив в середину костра, взметнула рой искр. Но вторая связка украшений без промаха ударила под лопатку. Стражник двинул широкой спиной, оглянулся, подобрал камешки, поднес к глазам. Грани вспыхнули, охранник вскочил, вглядываясь в темноту, швыряющую в него драгоценности.
Тяжелый браслет тяжело плюхнулся под его ноги, а рядом приземлилась чеканная платиновая заколка для кос. Стражник медленно приближался, поднимая из-под ног то пластинку из жадеита, то нитку жемчужин, пока не остановился передо мной.
На моей ладони яркой зеленью рассыпался нефрит.
Глаза воина вспыхнули зеленым огнем. Брови нахмурились, горло извергло проклятия.
- Подожди, не рычи, - сказала я. - Посмотри: сколько драгоценных камней скрывается в моих косах, сколько тяжелых браслетов звенит на руках и ногах. Все твое. Сделай одно: убей спящих товарищей и дай нам уйти.
Я показала на храпящих стражников у костра и ребром ладони постучала по шее. Мой жест понял бы и младенец. Но оцинвал швырнул пригоршню подобранных камешков мне в ноги и обнажил алые острозаточенные клыки.
- Стой, не уходи. Ты воин. Давай драться.
Оцинвал повернулся к нам спиной и сделал шаг к костру.
- Ты трус, ты мерзкий ублюдок, - закричала я ему вслед. - Ты всего лишь грязный бородавочник, который достоин лишь вертела, - я изобразила, как хрюкает грязный бородавочник на вертеле.
Воин оглянулся. Моя мимика произвела на него жуткий эффект.
Он взвесил на руке дубинку и приготовился раскроить мой череп.
- Воин поднял оружие на привязанную женщину? - я показала ему на свое измочаленное запястье, изобразила непристойный жест и снова хрюкнула.
Его взгляд оценил во мне воина, а не деву. Так смотрят лишь на равного по силе соперника, на врага, которому ради особого уважения, вскоре предоставят ужасную казнь.
Воин принял вызов. Ударом ножа он рассек путы, и я подняла свободные руки над головой.
Эта минута решила все. Я подхватила с земли длинную суковатую палку, она описала круг над головой и со свистом рассекла воздух. Дубинка была что надо, легка, упруга, не пересушена, так и просилась в бой.
Оцинвал норовил, ударив по плечу, переломить ключицу. Это ему удалось бы с первого раза, но моя нежная кожа чувствовала колебания воздуха даже в темноте, и я успевала увернуться от резких движений.
Он пять раз промахнулся. Снисходительная усмешка исчезла с лица, он понял, что зря освободил меня. В два прыжка я могла бы достигнуть спасительных зарослей.
Воин увидел во мне серьезного противника. Его дубинка свистела с адской силой, но неизменно попадала в пустоту. Глаза урода налились кровью. Он бешено молотил воздух, но я была неуловима.
Наконец я отступила в темноту и растаяла, как дымка тумана прямо на глазах. Он озирался по сторонам, зная, что враг где-то рядом. И тогда я в один прыжок очутилась у стражника за спиной и припечатала палкой поперек поясницы. Кости хрустнули. Но мощный ответный удар с разворота распластал меня в истоптанной траве.
Подоспевшие стражники спасли меня от казни. Они схватили рассвирепевшего воина за руки, отобрали дубинку и топор. Он рычал и рвался пока его связывали, от злобы растерял все слова, только повторял: "Убивай шлюха, убивай себя".
Меня снова приковали к позорному шесту. Подруги вопросительно заглядывали в глаза:
- Что это было? Хотел напоить тебя водой?
- Будь проклята! - процедила сквозь зубы Серая Мышь. - Погибни ты и весь род вождя, продавшего нас.
Вдруг у нее закатились глаза, подкосились ноги, по ним заструилась кровь, на землю вывалился пищащий лиловый комок.
Серая Мышь дико завопила. Разбуженные пленницы заголосили:
- Серая Мышь родила!
- От кого, хотелось бы знать.
- Не важно. Согрейте малыша!
- Поднимите! Младенец умирает!
- Это не младенец. Выкидыш. Такие не выживают.
Один из стражников пинком откатил полумертвое тельце в траву. Дубинки сплясали привычный танец на наших спинах.
- Лижать, всем лижать, грязный шлюх! - рычали стражники, коверкая слова.
Серая Мышь жалобно скулила, глядя на первенца. Он замерзал в траве в двух шагах от нее, дрожа лиловым тельцем. Пальцы Серой Мышки скребли землю, но дотянуться до ребенка не могли.
Наконец он затих.
Глаза Серой Мыши мстительно сверкнули. Она перехватила мой сочувствующий взгляд и завопила:
- Почему не отдали мне моего ребенка? Я бы выходила его, согрела бы на груди, накормила молоком. Будьте прокляты, оцинвалы и весь ваш род! Будь проклят Несокрушимый Вождь, который бросил своих женщин ради веселой пирушки! Где наши защитники? Курят маккао в обнимку с городскими шлюхами! А мой мальчик погиб! Вы, кривоголовые оцинвалы, убили его! Так убейте и Маленького Вождя! - она показала дрожащей рукой на младенца, спящего в руках Болтливой Попугаихи.
- Предательница! - Попугаиха спрятала младенцев под плащ и зашипела, как ягуариха. - Я задушу тебя, гадина, за мальчиков. Я вырву твой поганый язык! И забудь, что когда-то у тебя были глаза. Ты будешь слепая ползать по дороге, моля о смерти!
Болтливая Попугаиха рвалась к предательнице, но шест, к которому были привязаны пленницы, не позволял исполнить обещание.
А Серая Мышь извивалась под ногами подруг, как ее несчастный выкидыш, и рыдала:
- Убейте тоже Маленького Вождя!
Оцинвалы внимательно прислушивались к нашей ссоре. Кое-кто из стражников был родом из наших краев и понимал язык. Я не успела заткнуть поганый рот предательницы.
Одноглазый стражник подошел к Болтливой Попугаихе и вырвал из ее рук малышей. Позвал остальных. Охранники сбежались посмотреть на ребенка. Они развернули одеяльце и заметили на его шее большой нефритовый кулон в виде кетсаля.
- Нет, это не символ власти, - залепетала Попугаиха. - Я подобрала украшение с земли и повесила на шею младенца, чтоб не плакал. Это игрушка, всего лишь забава. Спросите у Звонкого Барабана... Пам-пам? ... Она похлопала себя по ягодице и показала вперед по тропе, куда ушел передовой отряд Саблезуба. Звонкий Барабан - мой муж. Он главная рука Саблезуба. А это наши детки. Я мать. Не огорчайте Саблезуба. Осторожнее с ребенком!
Вдруг младенец открыл синие глазки и улыбнулся.
- Не беда, что синие глаза. Главное - из одной утробы, - продолжала объяснять Болтливая Попугаиха.
