стали ускоренным темпом отрастать. Не у самого Ширера, что еще можно было бы как-то объяснить, а сами по себе. Я о других ногах, отрезанных. Как-то так получилось, что из каждого обрубка, как из зерна, вырастает новый Ширер. Два новых Ширера. Так что теперь у нас в деревне будет три хулигана и безобразника Ширера. Мы с одним-то не знали, что делать. А три - это просто катастрофа. Но вырастают новые Ширеры совсем не такие, как первый. Они словно бы резиновые. Ж.. попы резиновые у них уже практически отросли. Не знаю, как это можно объяснить с точки зрения современной науки, господа ученые.
- Неужели это правда? - удивился Алмазов. - Разве так бывает?
- А зачем мне сочинять! Это наша самая страшная правда! - сказал Мазин и перекрестился. - Я вот думаю, когда у них резиновые головы вырастут, они смогут говорить или только матюгаться будут?
- Наши ученые это установят, не сомневайтесь. Мы пригласим лучших специалистов.
- Это хорошо. Это будет полезно.
- Не волнуйтесь, все узнаем.
- Надо бы иностранных профессионалов пригласить, для верности, - сказал Мазин просительно. - Я слышал, что у них там, за границей, есть узкие специалисты, у которых есть практический опыт общения с зомби и прочей нечистью. Точнее, в кино видел.
- Валерий Игоревич, - сказал референт Федотов, - от американцев вчера письмо пришло, я еще не успел доложить, в нем рассказано про подобный феномен. Они их там у себя называют "ходячими мертвецами".
- И что, эти "ходячие мертвецы", умеют говорить по-человечески? - спросил Мазин
- Звуки произносят, но понять что-нибудь пока еще никому не удалось.
- Значит, только матюгаются, бедолаги, так и знал, - заключил Мазин обреченно.
Алмазову было жалко Мазина, но он лучше других понимал, что ничем помочь ему не может. Следовало, конечно, провести исследования отрезанных ног жулика, пострадавшего непонятно от чего. Но добиться для этой цели дополнительного финансирования будет очень трудно. Да и новые статьи в научных журналах вряд ли помогут Главе Чучемли побороть животный страх перед тремя Ширерами. Вот если бы стало известно и о других странных феноменах в Чучемле, тогда можно было бы заинтересовать Академию наук и организовать в деревне филиал Центра.
- Что-нибудь еще странное у вас происходит? - спросил Алмазов.
- Промышленник Васечкин, чей особняк недавно провалился, нанял людей, которые должны были достать из его дома ценные вещи. Надо признаться, что людей он собрал лихих, отчаянных. Но не сложилось у него ничего. Четыре человека, которых Васечкин отправил в особняк, сгинули сразу, в первый же день. В полиции отнеслись к происшествию легкомысленно, сказали: "Пропали без вести". Но некоторые вернулись и принесли не только личные вещи Васечкина, но и непонятные предметы, которые наша промышленность не выпускает.
- На них можно посмотреть? - спросил Алмазов.
- На старателей?
- На странные вещи.
- Конечно, посмотрите. Васечкину они не нужны. Старатели приносят их мне. А я в чулан складываю, - сказал Мазин скорбно.
- Старатели? - переспросил Алмазов.
- Да. Мы их так называем. Потому что они стараются копеечку себе на жизнь заработать, рискуя своей шкурой. Пропащие люди.
- Американцы называют их сталкерами, - добавил Федотов.
Алмазов тяжело вздохнул.
- Придется нам все-таки вызвать американских коллег и их супергероев, - сказал он. - Может быть, помогут нам разобраться с тремя Ширерами.
Валентин Пильман, Санкт-Петербург
Почти неделю провел доктор Валентин Пильман в Санкт-Петербурге, а дождь пролился на город только однажды - в первый день. Реакция русских на такое, казалось бы, рядовое событие удивила его в очередной раз. Кто-то говорил: "Достали эти дожди, сколько можно"! А в ответ слышали: "Ну, наконец-то, дождик! Город умылся, смыл накопившуюся за зиму грязь. И нам станет веселее". Пильману, с его отточенным аналитическим умом было сложно привыкнуть к тому, что столь разные оценки на самом деле не противоречат друг другу, а это означало, что в Санкт-Петербурге действует какая-то своя логика, странным образом отличная от привычной академической нормы. И разобраться в ее догматах, а тем более согласиться с ее существованием, было очень непросто. И уж совсем было трудно понять, как такие люди могут заниматься наукой.
И все-таки разумный человек, а доктор Пильман, считал себя таковым, обязан был попробовать найти рациональное зерно в особенностях мышления местных жителей. Итак, четыре дня, один из которых был дождливым. Получаем 0,25 дождя в сутки. Немного. Но в первый день дождь начинался и заканчивался восемь раз. В результате несложного вычисления получаем два дождя в сутки. В среднем. Много. И что интересно: оба выводы подтверждены наблюдениями.
Только теперь доктор Пильман понял, почему доктор Уильям Литман из Комиссии по изучению инопланетных технологий так настойчиво советовал ему заполучить в Институт хотя бы одного настоящего русского. Серьезное изучение возможного инопланетного присутствия (а может быть и вмешательства) требовало свежего взгляда и новых оригинальных идей. И, не исключено, что и нестандартной логики.
Согласиться с этим предложением было непросто. Иногда доктор Пильман жалел, что позволил втянуть себя в этот проект. Кто же спорит, перспективы карьерного роста были слишком очевидны и притягательны. Кстати, ожидания полностью оправдались. В конце концов, ради получения Нобелевской премии, которую обещают ему уже в этом году, можно было смириться с некоторыми незначительными интеллектуальными неудобствами.
Впрочем, начальник русских ученых, господин Алмазов, произвел самое благоприятное впечатление. Они мило болтали на английском языке, который Алмазов знал вполне прилично. Их мнения по поводу перспектив дальнейшего исследования вероятного Посещения во многом совпадали. Даже философские проблемы: что такое наука, ради чего стоит ею заниматься и как строить научную карьеру, они понимали практически одинаково. И в этом состояла главная проблема. Пильман понимал, что Алмазов думает так же, как и он. Но как для работы может пригодиться полная копия Пильмана? Достаточно и оригинала. Об этом нужно было подумать. Неужели Литман ошибся, и русские ученые ничем не отличаются от американских.
Интересно, что Мозес особого интереса к общению с Алмазовым не проявил. Кстати, оказалось, что он очень хорошо говорит по-русски. Это был неприятный сюрприз. Неужели у него русские корни?
- Скажите, Мозес, почему вы так мало общаетесь с Алмазовым? - спросил однажды Пильман. - Зачем вы отправились в такую даль, если не хотите говорить с русским начальником?
- Вы с Алмазовым как близнецы. От него я не услышу ничего нового. Уж лучше поговорю с вами, Пильман. А
