- Это ложь, - сказал Хоукмун, не повышая голоса. - Будь ты помоложе, Черник, я бы заставил тебя с мечом в руке ответить за оскорбление. Как ты мог поверить столь низкой лжи?
- Многие верят в это! - воскликнул Черник, широким жестом обводя толпу. Ибо многие слышали то же, что и я.
- И где вы услышали это?
Иссельда подошла к балюстраде и встала рядом с мужем.
- В болотах, что окружают город. Ночью. Те, кто вместе со мной возвращались в столицу, могут подтвердить, что слышали то же самое.
- Из чьих же вероломных уст?
Хоукмун был вне себя от гнева. Они с графом сражались бок о бок, и оба были готовы пожертвовать жизнью один за другого. И вот прозвучала эта подлая ложь.., оскорбившая, прежде всего, память самого графа Брасса - и именно это приводило Хоукмуна в ярость.
- Из его собственных! Из уст самого графа Брасса!
- Проклятый пьяница! Граф Брасс погиб! Ты сам только что это сказал!
- Верно, но его дух вернулся в Камарг, верхом на своем огромном рогатом скакуне, в сверкающих бронзовых доспехах; его волосы и усы все того же цвета бронзы, а взгляд полыхает огнем. Он здесь, вероломный Хоукмун, совсем рядом, в болотах! Он здесь, чтобы неотступно преследовать вас. И чтобы все узнали о вашем предательстве, как вы бросили его на растерзание врагам у стен Лондры!
- Клевета! - воскликнула Иссельда. - Я была в Лондре. И сражалась там. Никто не смог бы спасти отца!
- Да... - продолжил Черник более глухим, но все же достаточно сильным, чтобы его повсюду было слышно, голосом. - От графа я узнал, как вы сговорились со своим любовником, чтобы погубить отца.
- О! - Иссельда зажала руками уши. - Это подло! Подло!
- Теперь умолкни, Черник! - рявкнул Хоукмун. - Придержи язык, ибо ты перешел все границы дозволенного.
- Он ждет вас на болотах. И расплатится с вами сполна за все.., в ближайший вечер, когда у вас хватит смелости выехать из города и встретиться с ним. И призраком граф остался все таким же героем.., да что я говорю, даже после смерти он куда более достойный человек, чем вы. Двурушник! Сперва вы служили Кельну, потом пошли служить империи, отвернулись от нее, а затем вновь встали на ее сторону, чтобы погубить графа Брасса, и наконец предали империю в последний раз. Вся история вашей жизни подтверждает мои слова. Я не сошел с ума. И я не пьян. То, что я видел и слышал, видели и слышали другие.
- Это гнусный обман, - заявила Иссельда.
- Обманули-то вас, милая дама! - прорычал Черник.
Слуги вновь набросились на старика, и теперь Хоукмун не стал их останавливать. Они выволокли смутьяна прочь из амфитеатра.
Однако неприятное происшествие омрачило настроение участникам торжества. Гости были слишком вежливы, чтобы обсуждать услышанное, однако зрители явно потеряли всякий интерес к быкам и к тореадору, ловко срывавшему ленты с рогов.
Затем в замке Брасс начался пир. Приглашена была вся камаргская знать и иноземные посланники, и потому все заметили отсутствие некоторых вельмож. Хоукмун ел мало, зато выпил больше обычного. И все же, как ни старался он разогнать мрачные думы, навеянные обвинениями Черника, улыбка давалась ему с огромным трудом, даже когда сын с дочерью спустились к нему и попросили, чтобы их представили гостям. Он с трудом выдавливал из себя слова и за столом почти не поддерживал беседу. Большая часть гостей ушла с празднества пораньше, и вскоре в огромном зале остались лишь Хоукмун с Иссельдой. Сидя во главе стола, они молча следили, как челядь убирает посуду.
- Что он мог видеть? - спросила Иссельда, когда слуги, наконец, ушли. Что он мог слышать, Дориан?
Хоукмун пожал плечами.
- Он нам сказал. Призрак твоего отца...
- Может, какой-то бормотун, чуть поумнее прочих?
- Нет, он описал твоего отца. Его лошадь, его доспехи. Его черты.
- Но он был пьян. Даже сегодня.
- Но ведь и другие люди тоже видели графа Брасса, и слышали от него такой же рассказ.
- Тогда это какой-то заговор. Кто-то из твоих друзей, возможно, слуги Империи Мрака. Кто-то из них переоделся и замаскировался под моего отца.
- Вполне возможно, - заметил Хоукмун. - Но уж кто-кто, а Черник точно должен был отличить подделку. Он много лет был знаком с графом Брассом.
- Верно, - признала Иссельда. - И он очень хорошо его знал.
Хоукмун медленно поднялся со стула и тяжелым шагом подошел к камину, над которым висел боевой шлем графа Брасса. Он поднял глаза на шлем, протянул руку, задумчиво коснулся блестящего металла, затем тряхнул головой.
- Я должен сам во всем разобраться. Зачем кому-то пытаться так опорочить мое имя? Что это за неведомый враг? - Может быть, сам Черник? Может, ему не понравилось, что ты поселился в замке Брасс?
- Черник стар и почти выжил из ума. Он бы не смог придумать такую сложную историю. Однако поразительно, почему граф Брасс остается на болотах и там жалуется на меня прохожим. Это совсем не похоже на твоего отца. Будь это и в самом деле он, то не побоялся бы прийти в собственный замок и вызвать меня на поединок.
- Теперь ты говоришь так, будто бы и впрямь поверил Чернику. Хоукмун вздохнул.
- Я должен узнать об этом побольше. Нужно отыскать Черника и спросить его.
- Я могу отправить в город кого-то из наших доверенных людей.
- Нет, я отправлюсь сам и найду его.
- Ты уверен?
- Я должен это сделать, - он обнял Иссельду. - Хочу все выяснить сегодня же вечером. С какой стати позволять призракам пугать нас?
Он набросил на плечи плащ из плотного синего шелка и, еще раз поцеловав Иссельду в губы, вышел во двор, и там приказал, чтобы ему оседлали лошадь. Уже через несколько минут он выехал на извилистую дорогу, плавно спускавшуюся из замка Брасс в город. Несмотря на праздничную ночь, на улицах было темно и безлюдно. Судя по всему, тягостная сцена на арене древнего амфитеатра произвела на горожан такое же гнетущее впечатление, как и на Хоукмуна и его гостей, и отбила у них охоту ко всяким гуляньям.
Вскоре задул ветер, резкий мистраль Камарга, который местные жители именовали ветром жизни, поскольку верили в то, что именно он спас их земли во время Тысячелетия Ужаса.
Хоукмун рассчитывал отыскать Черника в одной из многочисленных таверн северной части города. Туда он и направился, причем не слишком поторапливал лошадь, поскольку не горел желанием вновь пережить отвратительную утреннюю сцену и опять выслушивать оскорбления Черника.
Таверны в северной части Эгморта представляли собой в большинстве своем грубые деревянные строения с фундаментом из белого камаргского камня, фасады хозяева красили в самые разные цвета, а на вывесках изображали различные сцены в память о батальных подвигах самого Хоукмуна и графа Брасса. Названия таверн также были даны в честь знаменитых битв или героев. Здесь вспоминали и мадьярскую кампанию, и битву при Каннах, и форт Балансия, и последний взвод, и кровавый штандарт... Все это напоминало о подвигах графа Брасса. Скорее всего, Черник, если еще не свалился от выпитого в канаву, должен быть где-то здесь. Хоукмун вошел в таверну "Красный Амулет", которая была названа так в честь волшебного талисмана, который он сам когда-то носил на шее. В помещении теснились старые вояки, с большинством которых он был хорошо знаком. Все они пили пиво или вино и были уже навеселе. У многих липа были обезображены шрамами. Смех звучал приглушенно, и, как ни странно, сегодня никто не думал петь, вопреки всем обычаям. Прежде Хоукмун всегда хорошо чувствовал себя в таком обществе. Однако сегодня он справедливо опасался, что его может ждать совершенно иной прием. И все же он искренне поприветствовал однорукого славянина, еще одного ветерана боевых походов графа Брасса.
