Санин заглянул на дно ящика и достал тетрадный лист в линейку, исписанный мелким, с детства знакомым почерком. Дважды перечитал письмо и, грустно вздохнув, положил его на стол.
Всякий раз, когда он читал письма от мамы, такие родные и нежные, в груди его что‑то сжималось и Николай чувствовал себя совсем маленьким. В такие минуты ему хотелось обнять маму, прижаться к ней и долго — долго говорить ей какие — нибуд теплые, ласковые слова, которые так быстро находят дети и, которых они, вырастая, почему‑то начинают стесняться.
До междугородной он дозвонился с первого захода. Заказ на Новгород приняли сразу, чему Санин вяло удивился, и обещали соединить в течение часа.
Съев пару бутербродов с икрой, Николай решил вскипятить чайник, после чего вскрыл банку тушенки и стал есть прямо с ножа. За этим занятием его и застал телефонный звонок. Николай бросился к аппарату. В спешке зацепил дверной косяк, взвыл, но, морщась от боли, схватил трубку.
— Да, да, алло! — крикнул он.
— Ой, а куда я попала? — поинтересовалась у него какая‑то гражданка. Это была явно не междугородная.
— А куда вас послали? — зло спросил Санин, потирая ушибленную руку.
На другом конце ойкнули и повесили трубку.
Когда он поговорил с Новгородом, на улице совсем стемнело. Николай включил свет. Доел тушенку, запил холодным кофе.
Тикали ходики. Было без четверти пять.
Покончив с едой, Санин перебрался в комнату.
Некоторое время он стоял, задумчиво разглядывая свое жилище. Санин жил в «мире книг»: ими были забиты шкаф и стеллаж, книги теснили посуду в серванте, они лежали на столе, на стульях и даже на телевизоре. На полу стопками лежали газеты. В самых неожиданных местах виднелись забытые чашечки из‑под кофе, на узеньком подоконнике одиноко стоял стакан с присохшими ко дну чаинками. Картину удачно дополняла так и не застеленная тахта.
Сверху, со стены, на все это неодобрительно смотрело остановившимся взглядом чучело совы.
— Так, ну хорошо, — обратился Санин к сове, — пусть все, что сегодня было — сплошные случайности. Но, допустим, этот мой день, действительно Звездный. Что тогда?
Сова молчала.
«Что тогда, что тогда?» — передразнил себя Николай. — Дана возможность — делай имя, совершай подвиг, памятник себе нерукотворный воздвигай, чтоб потом всю жизнь день этот помнить и благодарным потомкам рассказывать как дело было…
Какое, к лешему, имя? Кто я такой? Коля Санин — радиохимик? «Радиохимик»… Последний раз я был радиохимиком пять лет назад, когда университет закончил. А теперь защитник растений — занесло. Тли, жуки и листоблошки, отчеты и прогнозы. Здесь бы и техникума за глаза хватило, если работать по специальности. Зато квартира и оклад полторы сотни чистыми.
А кое‑кто из однокурсников уже защитился, лабораториями заведуют, сами науку двигают, а тебе двадцать семь и пока без просвета, — не унимался внутренний голос.
Ладно, хватит об этом. Сейчас пять, семь часов у меня осталось, — подумал Санин и вдруг понял, что поверил в звездность этого дня. Поверил до конца, как верят в друга, как верят в Алые паруса, в чудесное избавление — до последней минуты. — Итак, у меня есть еще семь часов. Вопрос в том, что за это время можно успеть. Давай по порядку. Начнем с подвигов. Ха! Наводнений, землятресений, небывалых морозов в наличии не имеется. И пожаров, слава богу, не предвидится. Да и чем бы я там мог помочь? В общем, с подвигами у нас сегодня туговато.
Так, работа. Во — первых, сегодня выходной, контора закрыта; во — вторых, уже вечер; в — третьих, что вообще может сделать защитник растений в январе месяце? Отчет написать или рекомендацию составить — так кому они нужны сейчас, посреди зимы? Значит, работа тоже не в счет.
Тряхнуть стариной, в радиохимии покапаться, измыслить что‑нибудь новенькое? Пустое — пять лет быть «вне игры» и одним днем наверстать упущенное? Там ребята за это время такого понаворочали!..
Жениться?.. Где, здесь? На ком, на Кире или на этой новенькой учительнице, как ее, Ольге Ивановне? Ну, уж нет. Здесь женишься — засосет на всю оставшуюся жизнь. А я еще поучиться хочу. Ладно, женитьбу побоку.
Может, поехать куда? Мало ли что в дороге бывает… А куда ехать‑то? — вспомнил Николай. — Последний автобус два часа назад ушел. А до станции километров сорок будет. Так что считай уже съездил.
Эх, жалко Проваторов с соревнований еще не вернулся. Сгоняли бы с ним в шахматишки. Обставил бы я его сегодня, как пить дать. И первый разряд бы ему не помог. Н — нда…
Ну, что еще можно придумать?»
Мысли его оборвал негромкий стук в дверь. Санин открыл. На пороге стояла Кира Десятникова, собственной персоной.
— Не ожидал?
— Гк — м, пожалуй, что‑нибудь в таком роде…
— А что, неужели по мне так видно?
— Что видно?
— Ну, что вот так сама могла к тебе прийти?
— Да, нет, я не в том смысле… Да ты проходи, проходи.
— Ну, спасибо, а то я уж думала, тебе в коридоре удобнее. Может, помешала или ждешь кого?
— Да кого мне ждать‑то?
— Мало ли. Тут вот, говорят, Ольга Ивановна тобой интересовалась.
— Ну, это ее трудности. Давай помогу. Проходи в комнату.
— Ты что, спал? — Спросила Кира, кивая в сторону тахты.
— О, прошу пардону, — Санин быстро накинул на тахту покрывало, — Пашка меня с утра в баню потащил — не успел убрать. Ты, это, вообще, не обращай внимания, — он крутнул пальцем, что означало — вот так мы и живем. — Просто моя квартира является лучшим подтверждением закона неубывания энтропии. Что делать, против физики не попрешь.
— Где уж нам уж, — сказала Кира.
— Вот что, ты здесь посиди, книжки посмотри, а я что‑нибудь на кухне соображу, — предложил Николай и, получив согласие, удалился.
Санин ставил чайник, соображал бутерброды: резал хлеб, колбасу. Кира то появлялась на кухне, то опять уходила в комнату. Она приносила чашки, вытряхивала из блюдец окурки, несмотря на возражения Николая, помыла посуду.
Вернувшись, Санин не узнал свою комнату. Беспорядка как не бывало. Кира даже успела протереть пыль.
— Ну, ты вообще… — восхищенно проговорил он.
Потом они пили чай с рижским бальзамом и слушали Поля Мориа. Потом Кира предложила ему погадать и его ладонь задержалась в ее руках немного дольше, чем это было необходимо…
Пока Кира приводила себя в порядок, Санин пошел разогревать чайник.
— Ты чай или, может быть, кофе? — спросил он.
— Лучше чай, не люблю я кофе, оно на печенку действует.
«А может быть и правда жениться, — мелькнула у него мысль, — взять и жениться на Кирке. Пора ведь — двадцать семь уже. Девчонка она шустрая, хозяйственная, вон как быстро порядок в комнате навела. Нашел девччонку, — усмехнулся он, — двадцать три года. А жениться теперь, наверное, придется… "
