Странная вещь — воспоминания. То их как будто нет, то вдруг выпрыгивают внезапно, как будто нападают из-за угла, и нет им конца. И кажется, что уже такая долгая жизнь прожита, а тебе всего тридцать…
— Льюис? Ты здесь? — удивилась Анастелла с экрана, — на Земле?
Это была совсем другая Анастелла, он ее не знал: взрослая женщина, немного нервная, серьезная и какая-то совершенно чужая и скучная.
— Я на два дня, — сказал он как можно спокойнее, — и мне надо тебя увидеть.
— Когда именно? — сухо поинтересовалась она.
— Пока не знаю. Как только освобожусь.
— Хорошо. Звони.
— Обязательно. Миранда просила передать тебе банку земляничного варенья.
Анастелла только пожала плечом. Посылка от мамы ее не обрадовала.
— Здесь полно варенья. И земляники.
На том их разговор и кончился. Не было больше девочки с одуванчиком белых волос, которая рисует веселых бабочек и смущенно краснеет по любому поводу. Всему свое время. Их время прошло.
Льюис был почти спокоен, никакой боли не было, любви тоже. Осталась только грусть. Осталась только легкая досада, что он ни в кого уже не в состоянии так влюбиться.
Он дождался вечера, отдохнул, потом, экономя силы, отправился в институтский городок на такси. Если Олли была дома, она не могла его не принять. Все-таки друг детства! Как будет выглядеть их встреча, он совершенно не представлял, летел просто на удачу, как научил его Эдгар. Сердце при этом сжималось от волнения.
— Скажите мадам Рохини, что ее хочет видеть Льюис Оорл, — честно и откровенно сообщил он охране на воротах.
— Мадам никого не ждала сегодня, — довольно грубо ответили ему.
— Но она дома?
— Не ваше дело.
Его впустили только минут через двадцать. За это время Льюис уже перестал нервничать и начал злиться.
— Проходите, — хмуро сказал охранник, — мадам в гостиной.
Он прошел. Но в гостиной было пусто. Столик был накрыт на двоих, блюда — совсем горячие, бутылки распечатаны. Пахло жареным мясом и экзотическими приправами.
Стоять было как-то глупо. Льюис спокойно сел на диван, удивляясь, но не сомневаясь, что все это приготовлено для его персоны. Скоро в комнату вошла женщина в белом. Вошла, остановилась и внимательно посмотрела на него. Он встал.
Он бы сразу не узнал ее. Оливия не носила брюк, у нее никогда не было такой стильной прически, не было такой походки, такой осанки, такого взгляда. Она никогда не была так магически красива, как эта женщина.
— Ты как всегда честен, — улыбнулась она, — не то, что твой двоюродный братец Эдгар Оорл. Ну, здравствуй, Льюис. Рада тебя видеть. Что ты смотришь? Садись.
Он опомнился и сел.
— Здравствуй, Олли. Можно тебя так называть?
— Олли? Ни в коем случае. В этом воплощении меня зовут мадам Рохини.
— Извини. Я просто хотел уточнить: ты Олли или не Олли?
— И наивен ты по-прежнему, — усмехнулась она, — ты бы еще спросил, сколько мне лет! Разве женщинам задают такие вопросы?
— Сколько тебе лет, я знаю, — буркнул он, — ты на два года меня моложе.
— Что ж… подходящий возраст для красивой женщины!
Рохини сама разлила вино по бокалам. Вино было его любимое «Поцелуй розы».
— Давай выпьем за встречу, Лью. Когда-то это должно было случиться.
— Это уже случилось, — напомнил он, — ты меня уже видела недавно.
— Я? — изумилась мадам, отпивая из бокала, — тебя?
— Конечно. У нас в саду, — твердо сказал он.
— Ошибаешься, мой дорогой. Я тебя не видела.
— Тогда что ты там делала?
— Ничего. Я вообще не была у вас в саду.
— Однако, тебя там видели.
— Видели?
— Да. Именно так.
— С кем?
— Одну.
— Ну, так значит, я там просто гуляла.
— Олли! — сказал он нервно, — что ты, черт возьми, задумала?!
— Ешь, — мило улыбнулась она, — это твой любимый бифштекс. И соус.
— Вижу.
— Так оцени мое гостеприимство и не лезь с идиотскими вопросами, дорогой.
— Тогда нам говорить просто не о чем, — хмуро сказал Льюис, — лучше я пойду.
— Как пойдешь? — тут же забеспокоилась мадам, — куда? Зачем? Нет-нет, не уходи, Лью. Прошу тебя.
— Я не собираюсь играть в твои игры, Олли. Ты сама заметила, что я честный и наивный. Я такой и есть. Прямо спрашиваю и прямо отвечаю. По-другому не могу.
— А я мерзкая, порочная женщина, — виновато заморгала она длинными ресницами, — и тоже не умею по-другому.
— Вообще-то умеешь, — напомнил он.
— Вообще-то да, — кивнула она.
Уходить действительно было глупо. Тем более, что кое-что выяснить все-таки удалось. Это Олли. Она знает его прекрасно, помнит его вкус, сама когда-то кормила его в общежитии, и она искренне не хочет его отпускать. Но эта Олли предпочитает напускать тень на плетень и строить из себя знатную даму.
— Я пришел к тебе как к старому другу, — сказал он уже мягче, — интриги не для меня. Я в них ничего не понимаю.
— Это правда, — вздохнула она.
— Я даже хотел позвать тебя в наше общежитие. Или в наш интернат. Для тебя это что-то значит, или нет?
— Льюис Оорл, — посмотрела на него из-под черной челки мадам Рохини и четко произнесла, — я пойду с тобой куда угодно.
На каникулах студенческий городок почти пустовал. От знакомых тропинок в лесу защемило сердце. Здесь он когда-то бегал один и с приятелями, бродил среди ельников, рвал малину, сочинял свои юношеские стихи.
— Ты жила в пятнадцатой комнате, — вспомнил он, — вместе с Мерлин, а я в двадцать восьмой.
Мадам в своем шикарном белом костюме смотрелась на фоне студенческой простоты и пестроты довольно неуместно. Особо сентиментальных чувств у нее тоже не возникло. Да и чего можно было ожидать от этой женщины? Она прошла через смерть, через суд эрхов, через безвременье. Что ей какие-то воспоминания глупой юности?
— Ты жил в двадцать шестой, — сказала она.
— Только последний год. Потом мы улетели на Пьеллу.
Комендантша, как ни странно, была все та же. И, как ни странно, узнала его сразу же.
