Он чувствовал сожаление.
— Чего ты боишься? Они еще не собираются отобрать у тебя козу, — сказала Ирен, подходя к аппарату.
Она протянула руку к трубке.
— Если это из департамента, — успел предупредить Рик, — скажи, что меня нет дома.
Он направился в спальню.
— Алло, — взяла трубку Ирен.
«Еще три андроида, — подумал Рик, — которых мне следовало выследить, а не отправляться домой». На экране появилось лицо Гарри Брайанта, и теперь уходить было уже поздно. На негнущихся ногах Рик вернулся к экрану.
— Да, он здесь, — подтвердила Ирен. — Мы купили козу. Заходите к нам, мистер Брайант, посмотрите на нее.
Последовала пауза. Она прислушалась, а потом протянула трубку Рику.
— Он хочет что-то тебе сказать.
Быстро вернувшись в кресло, она снова схватилась за ручки генератора эмпатии и почти мгновенно была поглощена слиянием. Рик ясно осознал, что ее душа уже отсутствует в комнате и остро ощутил свое одиночество.
— Алло, — ответил он в трубку.
— Мы посадили хвост на двух оставшихся андроидов, — сказал Гарри.
Он звонил из своего кабинета. Рик видел хорошо знакомый ему стол, заваленный бумагами, документами и прочим мусором.
— Они явно встревожены. Они съехали с того старого адреса, который дал тебе Холден. Теперь их можно найти… минуточку…
Брайант принялся перебирать бумаги, отыскивая нужные сведения. Рик машинально нащупал ручку. Он разгладил на колене контракт и приготовился писать на оборотной стороне.
— Жилой блок 3967-С, — диктовал инспектор. — Отправляйся туда как можно быстрее. Мы предполагаем, что они узнали о том, что мы убрали Гарланда и Любу Люфт. Поэтому они сбежали.
— Незаконное бегство, — сказал Рик, — чтобы спасти свои жизни.
— Ирен сказала, что вы купили козу, — поинтересовался Брайант. — Сегодня, после того, как ты уехал из управления?
— Да, по дороге домой.
— Когда ты покончишь с остальными андроидами, я приеду взглянуть на нее. Кстати, я только что говорил с Дейвом Холденом. Я рассказал, как тебе трудно пришлось с этими андроидами. Он поздравляет тебя и советует удвоить осторожность. Дейв предостерегает: «Узел-6» оказался более сообразительным, чем он предполагал. Он вообще с трудом поверил, что ты отправил на покой троих за один день.
— Троих достаточно, — сказал Рик. — Я больше не могу. Мне нужно отдохнуть.
— Но завтра их может уже не быть здесь, — настаивал Брайант, — и они окажутся вне зоны нашей юрисдикции.
— Не так быстро. Они все еще будут поблизости.
— Ты поедешь туда сегодня, — приказал Брайант, — пока они еще не окопались. Они не ожидают, что ты среагируешь так быстро.
— Наоборот, — возразил Рик, — они будут меня ждать.
— Поджилки трясутся? Из-за Полокова, который…
— Ничего у меня не трясется, — обиделся Рик. — Ладно, я полечу туда. — Он хотел положить трубку, но Гарри сказал:
— Дай мне знать, как только будут результаты. Я останусь у себя в кабинете.
— Если я устраню их, — решил Декард, — я куплю овцу.
— У тебя ведь есть овца, насколько я вас знаю, у вас уже давно есть овца, — сказал Брайант.
— Она электрическая.
Он повесил трубку. «На этот раз овца будет настоящая. Она мне необходима, чтобы успокоиться».
У черного ящика генератора эмпатии скорчилась его жена с восхищенным, отрешенным лицом. Некоторое время Рик стоял рядом с ней, положив руку ей на грудь. Он чувствовал, как ее грудь поднимается и опускается в такт приливам и отливам жизни в ее теле. Она не замечала его, как и всегда, поглощенная слиянием с Сострадающим.
На экране виднелась облаченная в балахон фигура Сострадающего, который медленно взбирался вверх по склону. Мимо пронесся кусок скалы. Глядя на него, Рик вдруг подумал: «Боже мой, но в моей ситуации есть нечто худшее, чем его положение. Сострадающему не приходится совершать что-то чуждое его природе. Он страдает, но по крайней мере может не насиловать собственную сущность.»
Нагнувшись, он осторожно убрал пальцы с черных клавиш. Потом он занял ее место. Первый раз за несколько недель.
Это было сделано импульсивно. Он не хотел этого. Все произошло внезапно и неожиданно.
Перед ним простирался пустынный пейзаж, пустырь, покрытый сорняками. В воздухе пахло цветами. Это была пустыня, где не бывает дождя, и цветы сорняков пахли, как пыль.
Перед ним стоял человек. Его глаза казались усталыми и полными боли.
— Сострадающий, — произнес Рик.
— Я друг твой, — отозвался старик. — Но продолжай свой путь, словно меня не существует. Ты понимаешь меня?
Он развел ладони.
— Нет, — запротестовал Рик, — не понимаю. Мне нужна помощь.
— Но как я могу спасти тебя, — удивился старик, — если я не в состоянии спасти себя? — он улыбнулся. — Разве ты не видишь? Спасения нет.
— Тогда зачем все это? — зло спросил Рик. — Зачем тогда нужен ты?
— Чтобы показать тебе, — ответил Вилбур Сострадающий, — что ты неодинок, что ты со мной и что я всегда останусь с тобой. Продолжай исполнять свой долг, если даже ты знаешь, что поступаешь плохо.
— Но почему, почему я должен исполнять свой долг? — спросил Рик. Я брошу эту работу и эмигрирую.
— Куда бы ты ни отправился, везде от тебя потребуют поступать плохо, — пояснил старик. — Таково фундаментальное условие жизни — совершать насилие над собственной сущностью. В какой-то момент любому живому существу приходится поступать так. Это неизбежная тень, проигрыш Создателя, проклятие, наложенное на его творения, то проклятие, которое питает жизнь во всей Вселенной.
— И это все, что можешь мне сказать? — спросил Рик.
Мимо него просвистел камень. Он пригнулся, но другой камень ударил его в ухо. Он тут же выпустил рукоятки генератора и снова оказался в собственной гостиной, стоящий рядом с женой и коробкой генератора. Голова раскалывалась от удара. Подняв руку, он обнаружил, что по щеке стекает струйка крови.
Ирен прижала к его уху носовой платок.
— Наверное, мне нужно поблагодарить тебя за то, что ты меня освободил. Я не переношу, когда в меня попадает камень. Ты принял удар на себя.
— Мне нужно идти, — сказал Рик.
— Работа?
— Целый три анди.
Он взял у нее платок и пошел к выходу. Голова все еще кружилась. Теперь он чувствовал и тошноту.
— Удачи, — пожелала Ирен.
— Ничем мне этот черный ящик не помог, — признался Рик. — Сострадающий со мной говорил, но помочь не может. Он знает не больше моего. Это просто старик, взбирающийся на гору навстречу своей смерти.
— Но разве это не откровение?
