Андрей лениво нажал две комбинации клавиш. Сверху, на неразрушаемом блоке двигательной установки щелкнул лючок, открывая доступ к зарядным клеммам. Загудел трансформатор.
— Порядок, полный бак. Что с патронами, ворошиловцы?
— У меня девяносто процентов. Но все равно замени… Для намечающейся мясорубки хватит, а вот сколько после нее куковать будем — кто знает…
— Лады, пилоны открой.
Боезапаса, в принципе, достаточно. Но попросить — святое дело, хлеба мало не бывает. Сверху раздался щелчок и бортовой компьютер не преминул сообщить, что запас наночастиц пополнен, запас плазмирующейся среды пополнен, загрузка мин — сто процентов. Ракет — пятьдесят.
— Васька, чего ракет не привез?…
— Нету вам ракет. Ваша рота в прорыв пойдет, судя по всему. Ракеты велено во второй эшелон.
— А как насчет по старой дружбе. Ты ж знаешь, за нами не заржавеет.
— Петрович, режешь без ножа… Мне так не хо потом на губе сидеть…
— Васька, не гони, какая губа! — подключился к диалогу Леха, — будет губа или не будет — вопрос открытый. А вот мы с тобой пересечемся обязательно. Так что давай ракеты по-хорошему…
Васька, маленький вертлявый парнишка в промасленном комбинезоне, скорчил недовольную гримасу. Ты, Леха, выберись сначала из своей жестянки. Потом смачно сплюнул, ругнулся и заелозил рукоятками пульта, висящего на шее и придающего Ваське вид ярмарочного лоточника.
Механическая рука подцепила с транспортной платформы ленту с ракетами и лениво понесла ее к боеду.
— Так, орлы… По пятку ракет я вам накинул. Больше не могу, хоть зарежьте. И вообще, экономить — значит победить.
— Иди в жопу, экономист…
Техник расхохотался, бухнул пару раз по броне тяжелым радиометром — мол, давайте, кильки, не дрейфьте, все путем. Хорошие парни, эх, досадно будет, если их перетрет… Но на все воля божья, типа того.
Васька вскочил на свой транспортник, стал к пульту, зацепился ногами за петли — никакой кабины или сиденья на платформе предусмотрено не было, поднял свой катафалк на полтора метра и заскользил к следующим абонентам.
Самое тяжелое — ждать неизбежного. Особенно такого, от которого волосы по всему телу начинают расти в пару раз быстрее. Сама мысль тогда не дает мозгу нормально вращать свои шестеренки, блокируя все и вся под кожей черепа. Ты не можешь производить никакой больше мозговой деятельности, кроме скулящей тоски и слезящихся глаз. Какое-то время стараешься отвлекаться сиюминутными заботами, потом, выполнив их все, берешься за второстепенное что-то, к которому приклеивается третьестепенное. Потом просто устаешь от самообмана, обмякаешь и все… ты попался. Больше тебя эта зараза из лап не отпустит. К событию ты подойдешь в состоянии моральной амебы, пока резкий впрыск адреналина не отрезвит истерзанную душу. К положительным моментам можно отнести, правда, неизменную толерантность, которую организм вырабатывает к чему угодно, даже к ужасу. Ужас вроде есть, но с ним вполне можно жить.
Леха, начавший привыкать к солдатской соли, трудился над своими любимыми кодами, лишь изредка прерывисто вздыхая и растирая бледные щеки. Да пальцы чуть дрожали. В остальном — это был тертый калач.
Петрович развлекал себя перепиской с барышней. Катя обрадовалась, но тут же написала, что обмен текстовыми сообщениями сохраняется на сервере, а переписка не по делу может строго караться. На что Петрович, усмехнувшись, отправил ей, что именно нужно ввести в консоли системы, чтобы история не сохранялась. Девушка сидела перед монитором, подавшись вперед и вчитывалась в строки, которые отстукивал ей этот странный спокойный человек. Рядом она расположила окошко с досье Яковца, с крупной фотографией, смотрела на черты его лица и мысленно представляла, что он говорит ей это все своим голосом с хрипотцой. Она прониклась к нему странным доверием буквально с первых слов, которые услышала в наушниках. Странно… о человеке ей известен только голос, да безжизненная паспортная фотография. Но как много голос иногда может рассказать про говорящего. А может быть не голос? Интонирование, построение фраз… а может быть обертоны, слышимые ухом, но буквально не интерпретируемые…
Теоретизировать можно сколько угодно, но точно, бывает, слышишь человека, а слова его проникают сквозь твой цинизм, нарощенный организмом за годы взросления. Катюха тарабанила по клавишам, рассказывая ему все подряд. Как росла, где училась. Как началась война. Отец, пилот запаса механизированных войск, был призван через два года. Через месяц пришло уведомление о геройской гибели. Жить становилось все труднее. Денег постоянно не хватало и семнадцатилетняя Катя приняла решение идти на курсы операторов. Контракт предполагает гособеспечение до конца войны. Тесты прошла легко, несмотря на всю их сложность. Служба не тяжелая, нудно только из-за казарменного положения. Но учеба — лучшее хобби, и девочка отдалась ей самозабвенно, с азартом даже, который подстегивался юношеским тщеславием и хорошими отметками.
Андрей тут же ухватился за возможность поумничать и стал сыпать всякими секретами профессии, как из рога изобилия. Катя не успевала копировать текст из окошка и сохранять эти нужные премудрости в личные записи. Там было много интересного. Консольные команды, позволяющие обойти боевую программу, особенно, если все построено на этих дурацких виндах, комбинации клавиш, очень облегчающие жизнь оператора, разные побочные функции рабочих модулей, секреты масштабирования и быстрого ориентирования во множестве окон. Странно, почему этого всего в учебке не рассказывают…
Андрей увлекся не на шутку. В глазах стояли слезы. Оперирование — его конек, он был лучшим. Наверное такую тоску испытывает музыкант, лишившись возможности заниматься любимым делом из-за смертельного недуга. Пытливый ум девушки, схватывающей на лету, доставлял ему истинное наслаждение, по губам иногда проскальзывала улыбка, придавая внутренней тоске ощущение горькой сладости. Эта незнакомая девочка стала какой-то такой… своей… Как Леха, как далекие воспоминания.
Переписываться с родными ему не давали по условиям приговора и одиночество состарило парня ничуть не меньше, чем фронт. Время летело совсем незаметно, беседа перешла на личные темы, потом вообще на нечто абстрактное, но завершать ее не хотелось. Наоборот, как только возникала неловкая пауза, кто-то из двоих судорожно придумывал вопрос, а второй радовался, что есть еще о чем писать. Наконец, Андрей первым очнулся от гипнотического транса и силой отправил Катерину отдыхать. Не хватало еще, чтобы она клевала носом во время рок-н-ролла.
