Искру ненависти, мелькнувшую было в глазах, Гаев очень умело погасил, но Присцилла успела ее заметить. Вероятно, заметила и Иоланта.
— Я действовал по обстоятельствам, госпожа. У меня был такой приказ: действовать по обстоятельствам.
Естественно, подумала Присцилла. Иного приказа в то время не могло и быть. Гаев должен был действовать по обстоятельствам; его, между прочим, на это натаскивали. Первоматерь знает, какие это могли быть обстоятельства, они не поддавались прогнозу, но эксмен-уникум был обязан извлечь максимум возможного из любой ситуации. Он сам рвался на это дело, мотивы у него были могучие — между прочим, стараниями Иоланты. Программа минимум — разведка. Программа максимум — уничтожение или пленение экипажа, перехват управления и привод корабля на ближайшую базу космофлота (тогда предполагалось, что на Цереру).
Вышло ни то ни се. Никаких промежуточных вариантов в штабе не просчитывали, прекрасно понимая, насколько маловероятно возвращение Гаева после выполнения хотя бы программы минимум. На программу максимум надеялись, как на чудо, твердо зная, что чудес не бывает. Просто держали ее в уме как некоторую теоретическую абстракцию. В штабах место прагматикам, а прагматики не верят в волшебные сказки.
В самом лучшем случае в штабе Присциллы ожидали, что Гаев перед гибелью успеет передать толику информации о чужаке, прокричав в эфир несколько фраз, — и замолкнет на полуслове, поскольку ни одно облако радиоактивной плазмы еще не научилось внятно разговаривать…
— Ты, кажется, хотел спросить о чем-то?
— Да, госпожа. С вашего позволения, госпожа.
Эксмен вел себя подчеркнуто корректно. Рыкнуть на него — повел бы себя и раболепно, сыграл бы роль без затруднений. Он кое-чему научился, этот Гаев, кое-что осмыслил и понял. Фигура, достойная уважения. Еще восемь месяцев назад был молодым глупым петушком, а и тогда сумел повернуть по-своему, и повисшая на волоске «Эгида» все-таки состоялась, а Иоланта получила плюху. Кажется, уже не первую оскорбительную плюху от этого эксмена. Шепчутся, что… ладно, не будем повторять сплетен, хотя дыма без огня не бывает. А Иоланта права: если с чужаками все обойдется миром, то отпускать Гаева на Землю никак нельзя. Чересчур популярен. Восстание не возглавит, но может сыграть роль знамени. Чуть ли не святая фигура, на уровне Сандры Рамирес и Анастасии Шмалько! Для эксменов, конечно. Герой. Не национальный, а… как сказать-то?.. Половой, что ли?
В некотором смысле да, если вспомнить о его связи с Марджори Венцель. Эксмен, уличенный в сексуальном контакте с человеком, должен уничтожаться без суда — а этот жив—здоров и еще пытается гнуть свою линию. Ну-ну. Гни. А шанс у тебя, дружок, маленький… Если поступить с тобой по уму, то следовало бы, конечно, сохранить тебе жизнь, наградить тебя какой-нибудь специальной побрякушкой, дать денег, назначить командиром особой эксменской эскадры и прокричать о тебе по всем телеканалам планеты. Полагаешь, ты бы сразу понял, что тебя покупают? Подполье поняло бы это куда раньше тебя, и все — ты попался, ты отрезанный ломоть, ты ренегат. Служи за похлебку. И ведь будешь служить, если благополучие твоей матери — допустим, что в лапах Минбеза Конфедерации действительно твоя мать, а не подставка, — зависит от качества твоей службы. Изредка вам даже позволят встречаться — или ее поднимут на орбиту, или тебя ненадолго спустят на Землю. В благодарность за образцовое несение службы.
Так — и только так — было бы лучше для всех, кроме подполья. Гаеву — потому что жив, при деле и не последняя фигура. Космофлот получил бы инициативного, авторитетного, проверенного в сражении командира среднего звена и эскадру, которой можно затыкать любые дыры. Минбез был бы удовлетворен тем, что держит Гаева на поводке. Лояльные эксмены получили бы путеводную звезду — глядите, чего можно добиться беззаветным служением! Правительство было бы довольно, потому что часть пара из котла ушла бы в свисток. А общество пошумело бы да и успокоилось, примирившись с тем, что не бывает правил без исключений.
Жаль, что так не будет. Иоланта тоже знает, что так было бы лучше всего, но инициатива в этом деле должна исходить от нее, только от нее, а не от главнокомандующей. Присцилла О’Нил еще не впала в старческий маразм, чтобы предлагать такое от своего имени. Сожрут сразу — за ересь, за подкоп под устои. Та же Иоланта и сожрет не без удовольствия. Сама же она ни за что не сыграет на руку главнокомандующей, а значит, дальнейшая судьба эксмена Гаева плачевна. Жаль. Глупо выбрасывать на помойку хороший инструмент только потому, что не умеешь держать его в руках.
Но пока — ни словом, ни жестом…
— Спрашивай.
— Считает ли госпожа, что я выполнил задание?
— Ты уже задавал этот вопрос, — поморщилась Присцилла. — Ответа пока нет. Не стану скрывать, многое говорит в твою пользу, но ты сам знаешь, когда мы будем иметь окончательный ответ. Не раньше. Это все?
— С вашего позволения нет, госпожа. Разрешите задать вопрос генерал-поручику Сивоконь.
— Разрешаю.
Гаев совершил почти четкий полуоборот — как будто в самом деле читал устав да еще упражнялся в выполнении строевых приемов. Пучить глаза на начальство не стал, но сделал их оловянными. Где-то подсмотрел, научился.
— Имеет ли госпожа намерение выполнить наш уговор? Я имею в виду свободу и безопасность для моей матери.
— Госпожа имеет такое намерение. — Чуть брезгливо покривив губы, Иоланта подкрепила слова кивком. — Уговор остается в силе, с чего бы мне нарушать его? Твоя мать жива и здорова. Ей уже сообщили, что ты вернулся невредим.
— Могу ли я поговорить с ней?
— Думаю, сеанс связи можно будет устроить. Но позже.
— Почему позже, госпожа? Я столько времени…
— Сказано — позже. — Иоланта пристукнула ладонью по подлокотнику кресла. — Все доказательства будут предоставлены тебе в свое время, включая не только разговор, но и личную встречу с твоей матерью. Обещаю.
— Я только хотел попросить госпожу…
— Попросить? Позже!
Присцилла едва не усмехнулась — уж очень униженным просителем выглядел сейчас эксмен-уникум. Само смирение. Глаза долу. А какой был наглец редкостный — заглядение! Обтесал его чужак, ничего не скажешь. Научил тактике.
— Всего одна просьба, госпожа…
— Ну?
— Внизу ведь тотальная эвакуация, верно? Так вот, я прошу никуда не эвакуировать мою маму. Всех ведь невозможно спрятать в убежищах, так? Давка будет, беспорядки, стрельба непременно начнется… Пусть лучше она остается там, где жила, это заведомо безопаснее.
– Убежден?
— Всецело, госпожа.
— Подумаем…
