снег, мы неслись по нему, расталкивая врагов. Что-то сверкало, кто-то стрелял, то и дело БТР трясло – не то от отдачи, не то от попаданий.
И только сейчас, заглянув внутрь себя, я обнаружил, что боюсь. Нет, не битвы, не врага. Я боюсь этого открытого пространства. В моих генах за века устоялась картина мира, состоящего из бесконечного круга: спальня, туалет, душ, Комната Сексуального Уединения, лаборатория, спортзал, тир, завтрак, бесплодные попытки починить мотоцикл…
А теперь меня окружила снежная пустошь, покрытая тьмой. Не было ни стен, ни потолков, лишь рыхлая почва под гусеницами транспортера. Здесь, внутри, я еще крепился, хоть и выть хотелось от собственной бесполезности (малахольный умудрялся стрелять сам, напрямую взаимодействуя с машиной), а что будет, когда я окажусь снаружи?
– Плохо, – прокомментировал мелкий.
Я очнулся и закрутил головой. «Плохо» – это было не то слово. Мы, заключенные в полукольцо превосходящими силами противника, неслись на восток. Громыхнуло, и БТР подпрыгнул. Выстрел в ответ, легкая дрожь отдачи, и один из танков на заднем плане подпрыгнул.
– Ку-ку, Николас, – проснулись динамики. – Повеселили, спасибо, но что же дальше? Это ведь максимальная скорость, я прав? А радиус поражения при стрельбе назад совсем не тот. Будем испытывать, у кого раньше закончатся запасы продовольствия, или нам потихоньку начать отстреливать вам гусеницы?
– Мы настолько безумны, что способны жрать друг друга! – рявкнул мелкий.
– Значит, гусеницы, – отозвался Рикардо. – Есть пожелания? Левую-правую?
Малахольный дернул руль, и БТР понесло. Как раз вовремя, взрыв от выстрела ударил в бочину. Неприятно признавать, но он хорош. За рулем он – лучший. Я, разумеется, тоже владею теоретическими знаниями и забитыми в гены навыками управления, но тут… Тут нечто иное.
– Николас, – прошипел я сквозь зубы, пробуя на вкус это новое для меня слово.
– А у тебя есть пожелания, Рикардо? – крикнул Николас. – Сколько твоих выродков оставить в живых?
Мир завертелся перед глазами. БТР выполнил разворот и, мчась задним ходом, открыл огонь.
– Помогайте! – заорал Николас, и мы с Вероникой одновременно спохватились.
Я прильнул к висящему на уровне глаз прицелу, пальцы легли на кнопки джойстика, ожила генетическая память.
Николас лупил минами и гранатами, пулеметы стрекотали вовсе без умолку и без особого прока. Я нащупал кнопку плазмомета и вдавил ее.
Изжелта-белая клякса полетела сквозь черноту ночи и ударила в башню танка. Тот на мгновение засветился таким же красивым цветом, как и сгусток плазмы, но тут же расплавился. Есть! Мой первый враг. Мой первый бой.
– Лучи добра вам, выродки, – промурлыкала Вероника, поливая врагов лазерами.
Она успела подорвать два танка. Два из неисчислимого множества. Прежде чем враг сделал выводы.
– Перестроиться! – скомандовал Рикардо, так и не отключивший связь. – Щитоносцы – вперед.
– Вот теперь нам точно хана, – заявила Вероника, не переставая, впрочем, стрелять.
Я тоже стрелял, чередуя плазму и лазеры, но танки принялись ловко маневрировать, и в цель попадали едва ли два выстрела из десяти. Что-то они там затеяли…
– О чем речь? – не отрываясь от экрана, бросил Николас.
– Пятнадцать танков с экспериментальной броней типа «Щит», – отозвалась Вероника. – Силовое поле, отражающее любой из известных снарядов. По ним нельзя стрелять, мы сами себя укокошим.
– Чего ж они их сразу на передовую не выставили? – удивился я.
– Они и выставили, когда передовая была передовой. Но мы, если что, переместились в тыл. Они из-за щита смогут стрелять вообще без всяких проблем, а мы их не достанем.
У нас появилась еще одна проблема: задним ходом БТР ехал не так резво, и разрыв сокращался. Я стрельнул в ближайший танк, но плазменный сгусток, почти достигнув его, вдруг размазался в лепешку и… полетел обратно.
– Не стрелять! – заорал Николас, бросая машину в занос.
Плазма пролетела мимо, ударила в снег, оставив глубокую полынью.
Мы снова летели передним ходом, но нас нагоняли. Николас уворачивался от выстрелов, которые становились все чаще.
– Кто-нибудь, генерируйте идеи! – заорал он.
– Мы можем опять полететь в пузырике? – попросил мелкий.
– «Шампунь» закончился…
– Тогда не знаю…
– Черт, если впереди будет какой-нибудь обрыв, это – всё, – сообщил Николас.
И тогда Вероника отстегнула ремень, сорвалась с места.
– Маски, – скомандовала она. – Марселино – задержишь дыхание. Ройал – вооружайся.
Робот тоже поднялся. Вдвоем с Вероникой они принялись рыться в оружии, извлекая ящики с гранатами.
– Человек может пройти сквозь щит, – быстро говорила Вероника. – Робот, полагаю, тоже. Стреляешь в смотровую щель, рвешь чеку и тут же перескакиваешь на соседний танк. Погибать не дозволяется. Цель – ликвидировать переднюю цепь. Готова?
– Ты с ума сошла?! – заорал Николас, повернув голову.
– Делай свое дело, жми педаль. – Вероника закинула гранатомет на плечо. – Кто-то же должен показать этим хомячкам-задротам, что такое РПГ на самом деле.
Ройал дернула затвор, поправила сумку с гранатами на плече.
– Готова!
– Вероника! – снова крикнул Николас.
– На связи, – отозвалась та, постучав пальцем по своей маске-шлему. – Открывай и сбрось немного скорость. – И добавила, обращаясь к Ройал: – От зеленого держись подальше, радиация тебя убьет.
Они с Ройал встали возле двери. Николас скрипнул зубами и надел маску. Джеронимо повторил его жест, но задержался. Посмотрел на Веронику без тени насмешки.
– Сестра… Будь осторожна.
Она коротко кивнула. Я задержал дыхание, и тут же в салон ворвался дикий, ни с чем не сравнимый холод. Я успел заметить, как исчезли за дверью две фигуры – одна белая, другая блестящая – а потом закрыл глаза, которые резало ядовитым ветром.
И тут внутри словно что-то щелкнуло. Мускулы расслабились, позволяя холоду обтечь их, над кожей как будто образовалась корка льда. Я чувствовал холод, но внутрь он не проникал. Мой могучий организм мог противостоять чему угодно, на лету адаптируясь.
Там, снаружи – мой враг. Тьма, холод, открытое пространство – всё, чего я боюсь, – враг. Что делают с врагами Рамирезы? Они вступают с ними в битву. Они не сидят в металлическом гробу, дрожа в ожидании, когда женщины решат проблему. Они берут оружие и стреляют в лицо своим страхам.
Я отстегнул ремень, встал.
– Открой дверь, – скомандовал я.
Николас отвел взгляд от экрана и кивнул:
– Сейчас. Ты сядешь за руль.
– Что?! Я пойду туда!
– Нет.
Николас встал напротив меня, а БТР продолжал ехать, продолжал лавировать, слушаясь мысленных его приказаний.
– Не пори чушь, – говорил Николас. – Без комбеза ты там через минуту сдохнешь, а мой на тебя при всем желании не налезет.
– Я сдохну, сражаясь за то, во что верю! А что сможешь сделать там ты?
На экране показались Вероника и Ройал, они прыгнули на ближайший танк. Я отвел взгляд. Я должен быть там!
– Поверь, Марселино. Я смогу очень многое. За руль! Как только я спрыгну, БТР потеряет управление.
– Или за руль сяду я, – поддержал мелкий. – Сообрази, что хуже.
Время работало против нас, и я… Я решил поверить. Мы были командой, и мне нужно было учиться доверять, это тоже хранилось в генетическом коде. Поэтому, рыча от злости, я перепрыгнул в водительское кресло.
– Вернусь с победой, – сказал на прощание Николас, исчезая за самопроизвольно открывшейся дверью.
– Стой, дебил! – заорал я. – Оружие возьми!
– И оставь антиматерию, – негромко добавил мелкий, когда дверь закрылась. – Н-да, нехорошо как-то вышло.
Поверхность бронетранспортера изобиловала скобами и выпуклостями, благодаря которым я без труда перебрался к самой его корме. Вниз старался не смотреть, о грядущем прыжке старался не думать.
Вероника! Важна лишь она, а остальное – пусть исчезнет, сгорит, растворится, расщепится на а-а-а-а-а, черт, я забыл выложить антиматерию, больной ублюдок! Так, ладно, об этом теперь тоже лучше не думать.
Я вскочил на корму, держась за скобы, подкрался к самому краю, и лишь тогда поднял взгляд на то, к чему стремился. Ближайший танк, объятый пламенем, метался в разные стороны, и лишь поэтому до сих пор не прострочил меня из пулемета. Танки слева и справа от него тоже были заняты – спасением собственной жизни от мечущегося собрата. Вероника
