Кубик вздохнул сожалеючи. Раффл присвистнул. Старший статистик Флопп издал зловещее: «Ух-ху-хо-о!». Реакция остальных в зале была не менее разнообразной и драматичной. Кто-то решительно выразил общее настроение:
– Жди теперь смуты.
Кубик тревожно посмотрел на Раффла. Тот, отвернувшись, покивал.
Ирчи, подавленные и обеспокоенные, потянулись к дверям. В холле Кубик спросил:
– Такое уже было? Ну, смута?
Раф пожевал собственный язык, воздел глаза к потолку.
– А кто ж его знает, – сказал, – было ли, не было. Мифология сплошная. Поди доверяй ей.
Кубик осознал, что снова вляпался в ортодоксию. Ортодоксия час от часу все больше становилась похожей на хитро устроенную ловушку.
Тогда он решил плюнуть на ортодоксию и заняться более приземленными реалиями. Хотя и не менее умопомрачающими.
– Пойдем, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
Но Раффл был так занят своими мыслями, что возражать и не думал. Очнулся он только когда Кубик сказал «Вот!», тыкая пальцем в эскалатор. Интонация была чересчур интригующей.
– Что – вот? – Раффл огляделся. Вокруг был десятый этаж, впереди – граница запретной территории. – Чего мы здесь забыли?
– Приглядись.
– Ну, ступеньки… ну, пыль… э, а это что? – Шалыми глазами Раф пригвоздил Кубика к месту. – Это ты… там?
Кубик моментально почувствовал себя трупом. В самом деле, в представлении Раффла он должен претерпевать сейчас подобные метаморфозы. Из живого нормального человека превращаться в Нарушителя Табу, просто обязанного умереть противоестественной смертью, скорой и мучительной.
– Если бы! Все не так просто, как ты подумал. Я обнаружил эти следы сегодня утром.
– А… ты-то чего здесь забыл? – Раф пребывал в смятенном состоянии духа и думать самостоятельно не мог.
– Гулял. Воздухом дышал. Строил планы личной жизни. Устраивает объяснение? – нервно выпалил Кубик.
Раф сморгнул. Кубик вздохнул и объяснил заново:
– Я хочу туда пойти.
– С ума спрыгнул?
– Думай что хочешь. Мне надо.
– Приключений на задницу не хватает? – Раф заволновался всерьез и даже схватил Кубика за руку, желая удержать от смертельного шага.
– Кем запрещен проход? – игнорируя дружескую заботу, спросил Кубик.
– Как кем? – поразился Раф. Вопрос явно сбил его с толку. – Что значит кем? Никем. В смысле… Природой.
– То есть ты не знаешь? – вежливо уточнил Кубик.
– Да Оракул меня разорви, что за глупости ты тут вешаешь мне на уши! Запрещено, значит, запрещено. Без всяких там. Умник чертов нашелся! – Раф отпустил руку Кубика и даже отвернулся.
– Нет, – серьезно сказал Кубик, качая головой. – Умник у нас – ты. Поэтому я и делюсь с тобой самым важным для меня. Поэтому нуждаюсь в твоей помощи и совете. А ты даже подумать как следует не хочешь.
– Да не знаю я, не знаю! – заорал Раф. – Только я тебя как друг прошу – похерь эту свою дурацкую затею.
Кубик в ответ показал на следы.
– Он был там. И ушел оттуда. На своих двоих. Ничего с ним не случилось.
– А может… может… – И тут Раффла озарило идеей: – А может, это был Первый! А?! Ничего не случилось, да? Накося-выкуси! На вскрытии теперь валяется! Клан без головы остался! Безвластье хуже тирании!!
– Ну что ж, – смиренно ответил Кубик, – если мне суждено… По крайней мере, узнаю, что там. И тебе расскажу.
– Не ходи! – Раф подскочил к нему, вонзил пальцы в плечи. – Природа мудра. Если она что-то запрещает, значит, есть причины. Если не пускает куда-то, значит, нам туда не надо. Ну пошевели мозгами!
Кубик молча отстранил его и решительно шагнул к эскалатору.
– Не поминай лихом, если что.
– Тьфу на тебя! Гордые мы очень, да? Нам и сама природа нипочем, да? Ну и хрен с тобой. Иди, иди. Загнешься там, спасать не пойду. Салага! Видеть тебя больше не хочу. И не трепи мне больше нервы. Иди, дохни смертью храбрых идиотов.
Раф с размаху впечатался в дверь, отсекающую эскалаторы от остальной территории Центра, и вылетел в холл.
Кубик грустно посмотрел ему вслед, потом снова на следы неизвестного лазутчика, перелез через цепочку с табличкой и с замиранием сердца поставил ногу на первую ступеньку.
Руки хозяина Камил, конечно же, вылечил. Регенерирующая мазь нарастила новую кожу за несколько дней. Ужасная боль скоро перестала мучить Морла, но пережитое потрясение оказалось сильнее боли. Хозяин превратился в безмолвную каменную глыбу, которую кто-то потехи ради водрузил на кресло перед всегда зажженным камином. Глыба не притрагивалась к еде, не отдавала никаких распоряжений. Сидела, молчала, слепо пялилась на огонь в камине. Может быть, думала. Но уверенности в этом нет.
Так продолжалось около недели. Камил извелся, пытаясь оживить мумию хозяина и заставить ее хотя бы выпить стакан витаминизированной воды. Но больше всего изводила даже не голодовка Морла, а страшный зуд в пересохшем русле реки, питающей естественное, хотя и чрезмерное любопытство слуги. Морл никак не объяснил случившееся. Между тем случившееся было из ряда вон. На хозяина было совершено покушение. Неважно кем – человеком, стихией или каким-нибудь предметом. Важно иное – хозяин не смог дать отпор, не сумел защитить себя. Его невидимые телохранители (вроде той твари, которая едва не загрызла будущего слугу Морла при их первой встрече) не сработали. А ведь и сам хозяин далеко не промах. Это толстяк знал очень хорошо. Знал, что в мире нет никого сильнее хозяина
И вот он – промах.
Не означает ли все это, что настало время побеспокоиться о себе, своей безопасности и благополучии? Не пришла ли нужда обеспечить тылы и пути отхода, пока не поздно? А то ведь чего только не бывает на свете – вдруг объявится еще один морл, более могучий, более ужасный, более опасный? Вот что занимало мысли толстяка всю эту неделю, пока Морла донимала сволочная депрессия.
Но были и свои плюсы в этой неделе запойного молчания хозяина. Славная девица Фейри получила кратковременное освобождение от исполнения обязанностей спецагента. Камил жадничал часто отпускать ее в город, поэтому днями напролет она скрашивала своей монументальной грудью его холостяцкое существование, удрученное хозяйской меланхолией. Толстяк сам не заметил, как привязался к девушке. Стали даже посещать странные мысли о маленьком домике, например, далеко в горах или на берегу заросшей лесом речки, в котором день-деньской хлопочет хозяйка с теплыми уютными боками и шныряют туда-сюда трое или четверо крошечных пухлых камильчиков. Толстяк мысли эти чудн ые не прогонял – как-то само так получилось, что они тоже начали понемногу скрашивать его матерую холостяцкую жизнь. Причем тем интенсивнее, чем чаще на глаза попадалась крутобедрая и пламенноокая спецагентка.
