Дошло уж и до того, что толстяк начал подзабывать, для каких целей в действительности обретается в доме девка. Хозяйские капризы по причине внезапного хозяйского безразличия ко всему отодвинулись на задний план. Фейри поступила в полное распоряжение слуги и ничуть не была против. Совсем наоборот. Как и всем, слепой внушал ей инстинктивное отвращение. Лишь интересы подпольного ордена да внимание Камила вкупе с его мужской техничностью удерживали девушку в доме Морла.
Каково же было разочарование толстяка, когда хозяин, внезапно перестав быть окаменелостью, призвал его к себе, вкусил пищи, а затем повелел привести «ту женщину». Камил едва сумел скрыть от Морла досаду.
Разыскав Фейри, он обрадовал ее известием о том, что ей вновь предстоит ледяная баня. Ничего не поделаешь – единожды соврав хозяину, он не мог отступать. Хотя и подозревал, что для Морла его обман – как прозрачное стекло для зрячего.
Проклиная себя за то, что вообще затеял эту историю, Камил уволок Фейри в ванную комнату и с сожалением принялся за ваяние шедевра под названием «живая сосулька». Как и в первый раз, девушка приняла истязание стоически.
Потом он отвел ее к Морлу, по пути страдая уязвленным самолюбием. И сразу же активизировал систему наблюдения.
Морл не торопился. Он вообще никогда не торопился. Потому что никто и ничто не могло убежать от него. Он был медлителен, как жаба, страдающая одышкой, но всегда действовал без оглядки и наверняка. Если, конечно, это можно было назвать действием. Иногда он совсем ничего не делал – и получал нужный результат. Толстяк подозревал, что у хозяина имеется для этого невидимый орган, вроде липкого и длинного жабьего языка, внезапно выскакивающий, хватающий, убивающий.
Фейри сделала попытку улечься на толстый ковер. То ли ноги ее не держали, то ли она надеялась согреться его ворсом. Камил, жалея ее, шептал в экран хэнди: «Девочка моя. Потерпи немножко. Кому сейчас легко».
Морл не дал ей сделать этого. Он подозвал ее к себе, велел раздеться и принялся ощупывать ее тело, нечувствительное от втертой в кожу мази. Длинные тонкие пальцы, которые только накануне Камил освободил от бинтовых перчаток, подрагивали, точно жадно насыщающиеся твари. Лицо Морла было бесчувственным, ничего не выражающим, но толстяк готов был поклясться, что хозяин испытывает нечто неподвластное простому разумению. Какая-то сила сейчас пробуждается в нем. А может, наоборот, засыпает. И жадные твари-пальцы убаюкивают ее.
Это продолжалось недолго. Морл легко оттолкнул девушку, и Фейри без сил опустилась на пол. Камил встревожился. Слишком хорошо он помнил припадок божественной супруги после подобного же общения с Морлом. Приступ абсолютного равнодушия. А за ним – тихое помешательство, безумие.
Но, наверное, Фейри была все же сильнее, чем та, одурманенная наркотиком супружница. Фейри было гордой, непокорной, стервозной. Только в умелых мужских руках становилась мягкой, податливой, как земля после дождя. А разве Морл – мужчина? Он – Божество. Нелюдь. И пальцы его – голодные ищущие твари.
Морок безразличия не объял ее разум, хотя бессилие и сковало тело. Обнаженная, она лежала на ковре, и глаза не смотрели на Морла. Но губы двигались, и произносились слова. Морл не забыл своего обещания поговорить о том, что нужно ей от него. Толстяк отметил про себя, что хозяин не потерял интереса к тайному ордену сумасшедших письменоносцев. Напротив, что-то замышлял. «Он хочет отдать им Опекунов, – вспомнил толстяк и усмехнулся: – Ведь он же добрый волшебник, исполняющий желания. Милосердное и всесильное Божество».
– Я знаю, что противен тебе, – сказал Морл. – Ты смелая.
– Большинство мужиков противны. Это скажет тебе любая баба. Они грубы, вонючи, покрыты шерстью и кичатся превосходством. Но чтоб получать от них удовольствие, необязательно быть смелой. Скорее умной. К каждой вещи нужен умный подход. Мужик – такая же вещь.
– Я – тоже вещь? – спокойно спросил Морл. – Какие у меня функции?
Фейри не отвечала.
– Что ты хочешь получить от меня? – помог ей слепой. – Говори, я желаю заплатить тебе за твои услуги. Все, что хочешь. Для меня нет невозможного.
– Кто ты? – спросила Фейри.
– Я? – Слепой задумался. – Скорее всего, никто. Или тот, у кого ты можешь просить чего угодно. Это не имеет значения.
– Но я знаю, кто ты, – немного удивленно произнесла Фейри.
– Кто?
– Наблюдатель. Ты наблюдаешь за нами. И тебе нет дела до наших желаний. Ты только исполняешь чужую волю.
– Да, – негромко откликнулся Морл. – Может быть.
«Я исполняю волю своего голода, – подумал он. – Того ненасытного, который внутри меня и велит мне жить, чтобы есть. Но мне есть дело до ваших желаний. Исполняя их, я приближаю миг опустошения моей кормушки. Ибо я хочу умереть».
– Оставим в покое меня. Мы говорим о тебе. Твое слово, женщина.
– Ладно, – сказала Фейри. – Я хочу… – Она помедлила, затем назвала свое желание: – Абсолютная реальность.
– Что? – переспросил слепой.
– Я хочу перешагнуть грань неистинного.
– Ты находишься в моем доме. Значит, ты уже перешагнула ее.
Фейри удивленно распахнула глаза и посмотрела вокруг. Стены, потолок, мебель мало походили на то, что обещало священное знание ордена.
– Это обыкновенный дом. Что в нем истинного?
– Что делает истину истиной? – усмехнулся Морл.
– Тайна, – не задумываясь сказала Фейри, села на полу и тряхнула волосами.
– Вот как. Какая же тайна тебе нужна? Их много.
– Та, что дает могущество и власть над мирозданием.
– Насколько мне известно, существует две таких тайны, – соткровенничал Морл. – Которая из них?
Тайна «опекунов» и тайна молельного дома. Первая отдала ему во владение весь мир. Вторая, возможно, убьет. Потому что он не смог убить ее. Но, может быть, еще не поздно попытаться вновь.
Однако он не мог сказать, которая из двух тайн сильнее и способна дать больше могущества. Его сожженные руки ничего не значили. Морл и сам легко проделывал такие фокусы – огонь был послушен ему.
Фейри растерялась.
– Две? Какую же выбрать?
– Наверное, ту, которую выбрал я? – подсказал Морл.
– Наверно, – согласилась девушка. – Ты был там?
– Где?
– В абсолютной реальности.
– Был. Один раз. Двадцать лет назад.
– Меня тогда еще на свете не было. Как она выглядит? Ой, – сказала она, поглядев на черные очки слепого.
– Никак не выглядит. Чтобы увидеть это, человеческое зрение не нужно. Так ты хочешь туда?
– Угу, – кивнула честолюбивая гордячка и спецагентка. – Хочу. Отправь меня туда.
Морл покачал головой.
– Не сейчас. Когда-нибудь.
– Когда? – настаивала Фейри.
