Когда я был почти у самой границы освещенного участка, запищал комп.
— Сюда кто-то едет! — срывающимся шепотом заговорила Джанет. — Не знаю, в чем дело, но вам лучше куда-нибудь спрятаться.
Сделав петлю, я пропустил веревку под бедром и через плечо и, захватив стремена, заскользил вдоль стены. На лбу у меня вновь выступил пот: если верхний крюк не выдержит, остальные тоже повылезают один за другим, и я разобьюсь в лепешку.
Оказавшись ниже освещенного участка, я немного успокоился. На свету оставались только несколько крючьев и веревка, достаточно тонкая, чтобы не отбрасывать заметной тени.
Покачиваясь на веревке, я обернулся назад. Я уже видел свет фар, но прошло еще секунд пять, прежде чем показался сам автомобиль.
Никаких опознавательных знаков на нем не было, и я терялся в догадках — то ли это замаскированная патрульная машина, то ли просто какой-нибудь любитель работать по ночам. Автомобиль, не останавливаясь, проехал мимо.
Я повисел еще несколько минут, готовый в любой момент начать стремительный спуск, но больше никаких признаков человеческой активности возле здания не наблюдалось.
Я торопливо поднялся на прежнее место. Еще два крюка — и на свету остались только мои ноги. Еще один — и я был уже в относительной безопасности и мог позволить себе не спешить и давать крючьям больше времени для закрепления.
Наконец надо мной показался край крыши. Когда я достиг его и высунул голову, меня чуть не сдуло. Здесь ветер был куда сильнее, чем внизу, и он приложил все усилия к тому, чтобы вернуть меня на землю.
— Я на месте, — сказал я в комп. — Надеюсь управиться минут за двадцать.
— Отлично.
Большой световой фонарь был слегка выпуклым. Он начинался примерно в метре от края крыши и шел по всему ее периметру. Я старался двигаться как можно осторожнее, чтобы мой топот не услышал какой-нибудь чересчур припозднившийся клерк.
Мне везло. План, который имелся в общедоступной базе данных, оказался точным, и никаких серьезных перестроек со времени его составления здание не претерпело. Подо мной в тусклом свете лампочек сигнализации маячили многочисленные ряды столов.
Архитекторы, строившие «Институт Моргана», явно придерживались концепции «открытого офиса». Собственно, поэтому он и задумали световой фонарь — чтобы сотрудники могли наслаждаться прямым солнечным светом. Все кабинеты выходили на большую открытую площадку в центре зданий, и если размеры кабинета имели какое-то значение, то чем выше он находился, тем более важный пост занимал его обитатель. Правда, самих обитателей, к счастью, видно не было.
Я снял с перевязи бинокль. Освещенность была довольно слабенькая, так что я переключил его в режим фотоумножения и поднес к глазам. Кабинеты были как на ладони. Ветер, однако, не способствовал наблюдениям, и чтобы изображение не дрожало, мне пришлось привязаться.
Кроме того, опасаясь термодатчиков, я уменьшил обогрев, и теперь трясся от холода.
В первую очередь меня интересовали верхние кабинеты: их обитатели обладали более широким доступом к информации, и мой репортерский опыт говорил мне, что они в большинстве своем довольно небрежно относятся ко всяким секретам, так как слишком долго имеют с ними дело.
Первый стол меня разочаровал. Он был абсолютно пуст, экран компьютера не горел, корзинка для входящих бумаг была предусмотрительно прикрыта. В мусорной корзине тоже ничего не было.
То же самое повторилось с двумя другими столами, но на четвертом я наконец увидел какую-то бумагу. Это оказался снабженный графиками результат последнего опроса общественного мнения о предвыборной кампании Слоана Олсопа. Эта информация вряд ли могла пригодиться, но раз уж я взобрался сюда, надо было брать все что можно.
Я поднес бинокль к наручному компу и нажал на кнопку установки передачи изображения. На компе замигала красная лампочка: он был готов к приему информации.
Снова сфокусировав бинокль на документе, я включил передачу. Индикатор компа показал, что принят и сохранен один кадр.
Еще через три стола в память моего компа попало изображение какой-то рекламной брошюры. Я чувствовал себя как ребенок, взявший в руки камеру: снимай все, что движется, и дело с концом.
Мне повезло: я решил протереть слезящиеся глаза как раз вовремя, чтобы уловить на нижнем этаже какое-то движение.
Я поспешно отпрянул за толстый переплет фонаря и, выставив из-за него только краешек бинокля, взглянул в направлении этого движения.
Там был человек. Охранник.
От удивления я буквально обмер, и мне понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Человеческая охрана используется крайне редко, но «Институту Моргана» и «Мидас корпорейшн» она зачем-то понадобилась.
Но еще больше меня удивила и обеспокоила звездочка, которую я заметил на рукоятке пистолета, торчащего из кобуры охранника. Дорогие модели обычно имели переключатель мощности. Установка на болевой шок обычно обозначалась изображением пера. Кулак символизировал тяжелый паралич конечностей, а изображение ножа означало, что можно ожидать физических повреждений, но я еще ни разу не видел человека с пистолетом, установленным на «звезду».
Конечно, я посвятил репортерской деятельности не всю жизнь, но все же никогда не слышал, чтобы кому-то удалось выжить после выстрела такой мощности. «Институт Моргана» уделял своей безопасности гораздо больше внимания, чем я предполагал.
Безуспешно пытаясь унять сердцебиение, я выглянул еще раз. Охранник двигался медленно и осторожно. Отлично.
Пора было заняться тем, что следовало сделать сразу же, как только я сюда вскарабкался. Тихонько перебравшись на другую сторону крыши, я отыскал там вентиляционную трубу понадежнее и привязал к ней веревку, чтобы в случае чего можно было быстро спуститься.
Потом я проделал ту же операцию над своей лестницей из крючьев и вернулся на прежнее место. Охранник продолжал методично осматривать окна. Как можно осторожнее я проверил, нет ли поблизости его напарника, но тот, вероятно, дрых где-нибудь в караулке.
Я уселся на крышу и взглянул на часы. Должно быть, они совершают обход каждый час. Я связался с Джанет и объяснил ей причину задержки. Несмотря на завывания ветра, я говорил шепотом.
В очередной раз выглянув из-за переплета, я наконец увидел, что охранник завершил обход и удаляется. После его ухода я на всякий случай выждал еще минут пять и только тогда возобновил осмотр.
Стараясь не шуметь, я обследовал все столы на этой стороне, но ничего интересного не обнаружил. Тогда я переместился на другую сторону светового фонаря и в третьем по счету кабинете заметил наконец нечто, достойное внимания.