Их здания построены не на магнитных подушках. А фабрики обустроены глубоко под землей – даже плазменные пушки не способны пробить пятьсот метров почвы.
– Тогда мы нанесем удар по их транспорту, – не унимается Зура.
– На их торговлю уже введен запрет, а гражданам запрещено передвигаться без специального разрешения. – Доктор Лейва, улыбаясь про себя, откидывается назад. – Такое ощущение, будто Шрив был готов к подобной войне.
– Но ведь мы можем ударить по ним как-то еще? – спрашивает Зура.
Звучат различные предложения. В эту минуту я бросаю взгляд на Кола. Тот отвечает ободряющим кивком. Но мне до сих пор трудно говорить перед людьми, которым известно мое настоящее имя. Часть меня всегда будет делать вид, что я выступаю с речью от лица Рафи.
Наконец в разговоре наступает временное затишье.
– Диверсия не сработает, – говорю я. – Никакая боль не заставит моего отца отступиться от захвата.
Над столом воцаряется молчание. Им по-прежнему неловко слышать из моих уст слова «мой отец». Из всех остатков викторианской армии лишь сидящим в этой комнате людям известно, кто я на самом деле.
– А как же жители Шрива? – спрашивает у меня майор Саркос. – Разве у них нет той самой переломной точки?
– Конечно, есть, – отвечаю я. – Но если они будут сломлены, то как смогут выступить против моего отца?
На этот вопрос у Саркоса нет ответа. Из всех добравшихся до Белой горы он самый старший офицер. Но при этом чересчур осторожный и неуверенный для командования армией.
– Его нельзя победить одной лишь силой, – произношу я.
– Совершенно верно, – доносится голос с дальнего конца стола, и я невольно сжимаюсь.
Артура Виджил – глава военной группы психологов Палафоксов. Именно она предложила взять меня в заложники. Именно она удаленно анализировала нас с Рафи, сканировала меня, пока я спала.
Она словно повзрослевшая версия Срин.
– Мы обязаны лишить его всякой поддержки, – говорит Артура. – Доказать его народу, что он – чудовище.
– Им и без того это известно! – восклицает Тео. – Он убил нашу маму, нашу бабушку. Все думают, что он сделал из своей дочери похитительницу – и им на это плевать!
– Им не плевать на Рафию, – замечаю я.
Воцаряется тишина. Я вновь завладела их вниманием.
А после Виджил произносит:
– Значит, им также не будет плевать на тебя, Фрей. Вот поэтому мы поведаем им твою историю. Покажем снимки твоего просканированного тела. Позволим тебе рассказать, каково это – видеть, как твоя собственная сестра…
– Мы уже это проходили, – перебивает ее Кол. – Ударом по репутации войну не выиграть.
Виджил непонимающе смотрит на него.
– Такое разоблачение можно будет сделать только единожды, – говорю я. – А вдруг это не поможет? Что, если весь мир узнает мою трагическую историю, а на следующий день мой отец так и останется у власти?
Ни у кого не находится ответа.
Насколько было проще, когда я желала только одного – сделать ему больно. Заставить его хотя бы раз взглянуть в мою сторону. Показать, что я существую и за пределами его замыслов.
Но навредить моему отцу уже недостаточно. Нам необходимо спасти город.
Мне придется уничтожить его.
– Ну, мое мнение вам известно, – произносит Зура.
Кол кивает ей: всем видом показывает, что не игнорирует ее, но при этом не отвечает.
Зура хочет убить моего отца.
Проблема в том, что с первого дня войны он ни разу не появлялся на людях. Его дом, и без того похожий на крепость, теперь находится под охраной элитных войск Шрива.
Мы можем разрушить его до основания. Подобраться так близко, чтобы разом ударить по нему из сотен плазменных пушек.
Но ведь там еще живет моя сестра.
Если бы их как-то можно было разделить.
– Рафи – ключ ко всему, – произношу я. – Она может изменить исход войны.
– Только у власти стоит не она, – вздыхает Тео.
– Пока нет. – Эта мысль зрела в моей голове еще с тех пор, как мы приземлились в Белой горе. – Но она всегда была популярнее моего отца. Будь у Шрива такая возможность, он бы выбрал ее. Это не то же самое, что просить их сдаться Виктории.
Доктор Лейва угрюмо посмеивается.
– Увы, в Шриве еще не скоро случатся выборы.
– Речь идет не о выборах. – Я выдерживаю паузу несколько секунд и добавляю: – А о перевороте.
Тут снаружи слышится рев отправляющегося на разведку воздушного судна. Стенки палатки колышутся от ветра, и на миг становится слишком шумно, чтобы продолжать разговор.
Но эта передышка дает время обдумать сказанное – я предлагаю поднять восстание против собственного отца. Навсегда положить конец его правлению. На лицах собравшихся читается замешательство, в моей же голове словно наступает ясность после бури.
Это наш единственный способ победить. Наконец обрести спокойствие.
Исцелить мою сестру.
Когда гул двигателя стихает, я продолжаю:
– Рафи ненавидит отца так же сильно, как и каждый из вас. А с тех пор как он сбросил на меня ракету – еще больше.
– То же самое ты говорила в лимузине, – произносит Тео. – Но значит ли это, что она хочет его сместить?
Я помню обещание, данное Рафи в ночь перед моим отъездом.
Когда у власти буду я, то поведаю о тебе всему городу.
В то мгновение мне казалось, что она имеет в виду его смерть от старости. Однако терпеливость никогда не входила в число ее добродетелей.
– Еще до начала войны, – говорю я, – она планировала захватить власть.
– Желать его свержения – это одно, – возражает Зура. – А воплощать задуманное – совсем другое.
Я вспоминаю день, когда произошло покушение на убийство. Тогда Рафи захотела оставить шрам, а доктор Ортег быстро замолчал. Поскольку знал: если она излишне подчеркнет полученную травму, ее популярность превысит рейтинг отца, что в свою очередь может быть… крайне опасно.
– Поверьте мне, – говорю я. – Он всегда этого боялся.
Зура качает головой.
– У него самая лучшая в мире армия. С какой стати ему бояться шестнадцатилетней девчонки?
– Он боится всего, – продолжаю я. – Вот почему он создал меня.
Никто не знает, что сказать. Но для меня все становится очевидным, вплоть до верного изречения воина Сунь Цзы.
– «Если противник свежий, можешь утомить его; если он сыт, можешь заставить его голодать; если он отдыхает, можешь беспокоить его», – цитирую я. – Мы вытянем из его армии все силы в бою и сделаем все возможное, чтобы из-за введенного эмбарго народ Шрива начал голодать. А когда они больше не смогут этого выносить, появится Рафи, которая пообещает положить конец этому кошмару. Армия нашего отца никогда не сдастся Виктории, но она может передать бразды правления ей.
Все присутствующие смотрят на меня
