Нападающих много, но они бестолковы, неумелы и не вполне уверены, чего хотят больше — растерзать нас или покончить с собой. Мы бы отбились, я уверен — но тут меня обресетило.
Глава 14. Аспид
Five nights warmer than one night. But they should be five times as cold.
Lewis Carroll. Through the looking-glass
На утренней пробежке оконфузился — не сразу заметил, что бегу не один. Нельзя так глубоко задумываться, не моё это. Но надо же было придумать, что врать психотерапевту, чтобы он не догадался, насколько я невменяем?
— Привет, Алёна, — сказал я, споткнувшись от неожиданности и чуть не упав.
— Чудо явлено? — ехидно спросила она.
— Видали мы чудеса и почудесатее.
С Петровичем я пытался связаться весь вечер после Совета, но безуспешно. Может быть, он теперь слишком большая шишка для того, чтобы разговаривать с бывшим сотрудником, а может, я у него в блэклисте как не представляющий никакого интереса для «Кобальт Системс». Он теперь топ-топ-топ менеджер, не глава компании, но где-то рядом. Витает в эмпиреях. Что ему директор муниципального детдома в заштатном городишке на задворках всего. Удивительно не то, что он не ответил мне. Удивительно, что он лично вмешался в ситуацию. Дело тут не во мне, конечно, а в кобальтовском оборудовании, установленном в «Макаре». В уникальных капсулах. А Злой Аспид устраивает Кобольда в качестве цепного пса при них. И что на это скажешь? Они правы. Хер я их кому отдам.
— Так что с обещанием? — напомнила о себе Джиу.
— Ладно, — признал я, — чудо было. Лет пять не видел Петровича, и появился он как нельзя вовремя. Выкладывай, что тебе нужно.
— Мне нужна Сумерла.
Сказать, что я удивился, — это как назвать «Кобальт Системс» просто «компьютерной фирмой».
Я конкретно охуел.
Пришлось снова прервать пробежку и присесть на лавочку. Этак недолго и форму потерять.
— Прости, Алёна, я тебя правильно расслышал? Тебе действительно нужна эта древняя злобная хтонь?
— Она нейка.
Вот сразу всё понятно стало, да…
— Она-то нейка, что бы это ни значило. А ты что такое?
— Я не «такое». Я «такая». У вас, Антон Спиридонович, правильные рефлексы, верьте им.
***
— Твои рефлексы, Антон, это патология на патологии, — сказал Микульчик.
Я в это время боролся с рефлекторным желанием разбить ему физиономию, поэтому промолчал, только посмотрел со значением.
— Ты истерический социопат, и давно бы подался в маньяки, если бы это не уравновешивалось болезненными потугами защитить всех, кого тебе не хочется убить. Как хочется сейчас убить меня.
— Микульчик, ты пизданулся? — не выдержал я. — Может, тебе как-то поменьше пить, что ли?
— Да, алкоголь — ещё одно твоё слабое место, — невозмутимо продолжил доктор. — Он защищает тебя от длительного накопления негативного напряжения в психике, периодически обнуляя стрессовый потенциал, но он является проблемой сам по себе.
— Кто бы говорил!
— Мы сейчас обсуждаем не мои проблемы, а твои.
— Ты моя проблема, чёртов мозгоправ!
— Нет, не я. Я не могу быть твоим контролирующим терапевтом, мы слишком близко знакомы. Работать с тобой будет другой. Поэтому заткнись и слушай. Ты чёртов бешеный псих, и любой хороший специалист немедленно это увидит.
— Откуда тут…
— Ты можешь помолчать, агрессивный ты кретин? Я пытаюсь тебя спасти, между прочим! Ты должен в общих чертах представлять, в чём твои проблемы, прежде чем тебя за них ухватит и начнёт выкручивать назначенный терапевт. Я сейчас иду против медицинской этики и могу нанести твоей психике дополнительный вред, вываливая на тебя то, что ты должен осознать в процессе терапии сам. Но я не могу придумать ничего лучше.
— Ты знаешь, кого мне назначат?
— Понятия не имею.
— Но это будет нейтральный специалист или какой-то карманный докторишка, как ты?
— А без разницы. Любой скажет: «Этот парень ебанутый на всю башку». Примерно через полчаса разговора с тобой. И не пытайся меня оскорбить, это не работает.
— Не работает, — признал я, — но как приятно!
— Послушай, — устало сказал Микульчик, — происходят всякие говённые штуки, и я хотел бы видеть детей под твоей защитой. И то, что ты агрессивный психопат, в данном случае только на пользу. Поэтому прекрати сублимировать через вербальную агрессию и послушай уже, наконец, что я тебе говорю.
Я сложил руки на коленях, как хороший мальчик, и изобразил лицом готовность слушать.
— Он будет лезть в твоё детство и говорить про родителей. Не вздумай взорваться, как ты любишь, и послать его нахер, как ты обычно делаешь. Вообще не спорь. В конце концов, он будет не так уж и неправ, вопрос точки зрения. Если… Точнее КОГДА он тебя совсем сильно достанет, разговаривай с ним как про постороннего человека. Которого ты хорошо знаешь, очень похожего, но не тебя. Это будет сложно, ты даже сейчас не представляешь себе, насколько: вирт-терапия — это тебе не на кушеточке попёрдывать.
— Вирт? Ты сказал «вирт»?
— А ты как думал? Самая эффективная психотерапия давно там. А у нас в клинике, как ты знаешь, очень кстати есть оборудование.
— Да вашу мать…
— И мать, и отца, и проезжего молодца. Всё вспомнишь, от всего вздрогнешь.
— Но…
— Всё, наше время вышло. Тебе пора в капсулу. Учти — я не буду знать, что там с тобой происходит. Дальше ты сам по себе.
— Жопа ты, Микульчик, — вздохнул я, — но спасибо, наверное.
— Чем могу.
***
