— Здравствуйте, Антон, располагайтесь.
Помещение не имеет мелких деталей, стены затемнены, но есть два кресла. Одно, видимо, для меня, второе в тени.
— Что, вот так всё буквально? — удивился я.
— Надо же с чего-то начать? — ответил с мягким смешком голос неопределённого гендера.
— А вы, простите, мальчик или девочка?
— А кем бы вы хотели меня видеть?
— Я бы вас вовсе не хотел видеть.
— Поэтому пока и не видите. А вы всегда начинаете знакомство с агрессии?
Чёрт. Чёрт. Чёрт. Предупреждал же меня Микульчик!
— Извините, — сдал назад я, — защитная реакция на неловкость ситуации.
— Вы защищаетесь, нападая?
— Я боксёр, привычка.
— Да, ваша биография в общих чертах мне известна. О чём бы вы хотели поговорить на первой встрече?
— Если вам известна биография, то вы наверняка в курсе, что это не моя инициатива.
— Безусловно. Одна из задач, которая стоит перед нами, Антон… Именно «нами», заметьте, вы тоже активный субъект процесса, — это определить вашу профпригодность для работы с детьми. Но это не единственная и не главная задача. Нам с вами предстоит пройти большой совместный путь, на котором вас ждёт множество открытий о себе. Вы закончите его другим человеком, обещаю!
— А если я не хочу становиться другим человеком? — осторожно, изо всех сил стараясь не проявлять агрессии, спросил я. — Если меня всё устраивает?
— Действительно устраивает?
— Целиком и полностью!
— Вы такой хороший человек?
— Э… Ну, как сказать… Не идеальный.
— Вы себе нравитесь?
— Ну… Такое. Не особо…
— Вы одобряете все свои поступки?
— Ну, блин…
— Вам никогда не хотелось вернуться назад и поменять жизненные выборы?
— Хм…
— Вам не бывает стыдно при воспоминаниях о прошлом?
— Да постоянно.
— Вы счастливы?
— Чёрта с два, — признался я.
— Так может быть, вас всё-таки не всё устраивает? И нам есть над чем поработать?
— Поймали, — сказал я. — Наверное, есть.
— Я вижу, — сказала тёмная фигура в кресле напротив, — вы имеете предубеждение против терапии. Почему?
— Это для слабаков, — заявил я уверенно. — Человек должен сам пасти своих тараканов.
— Люди не заслуживают помощи?
— Люди склонны слишком на неё полагаться. Помоги им раз, другой, третий — и вот они ручки сложили и ждут, что ты будешь решать их проблемы вечно.
— Как ваши воспитанники?
Ах ты хитрая тварь.
— Нет, — сказал я осторожно, — не так.
— Почему же?
— Во-первых, они дети. Во-вторых, они пострадавшие дети. Они не способны решить свои проблемы самостоятельно. До того момента, когда они начнут справляться сами, их надо поддерживать.
— То есть, не все люди должны, как вы выразились, «сами пасти своих тараканов»?
— Иногда тараканы слишком сильные, или люди лишком слабые.
— Значит, некоторые люди всё-таки имеют право на помощь?
— Имеют.
— Но не вы? Почему?
— Помощь нужна слабым.
— А вы, значит, сильный?
— Стараюсь.
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем вы стараетесь быть сильным?
— Не понял… — озадачился я.
— Сила — для вас цель или средство? Вам нужно быть сильным, чтобы делать что-то требующее силы? Или просто надо быть сильным, потому что вы должны быть сильным? Потому что не считаете возможным принять помощь? Не можете её попросить?
— Помощь нужна слабым.
— Вы видите, что мы пошли по кругу? Вы должны быть сильным, так как не можете попросить помощи, потому что помощь нужна слабым, а вы должны быть сильным…
— Да, есть такое, — признал я.
— Давайте посмотрим на это с другой стороны. Когда у вас начались боли, вы пошли к врачу. Это не противоречит вашим представлениям о том, что вы сильный и не нуждаетесь в помощи?
— Ну, это же другое!
— Почему?
— Э… Я думал сначала, что застудил или потянул. А когда понял, что само не пройдёт, то, конечно, пошёл к Микульчику.
— То есть, вы не отрицаете для себя возможность принятия медицинской помощи?
— Разумеется, я ж не идиот. Аппендикс сам себе не всякий вырежет.
— Но, принимая помощь, к примеру, хирурга или травматолога, вы не готовы принять помощь врача-психотерапевта? Какие ещё врачи, по-вашему, «для слабаков»?
Вот зануда, а?
— Ладно, вы правы, это не очень логично. Но только если воспринимать психотерапевта как врача.
— А меня вы воспринимаете как опасного врага, который покушается на вашу личность?
— Отчасти, — признался я. — Ничего личного, но вы для меня угроза. Не в смысле личности, а в смысле работы. В вашей воле меня её лишить.
— Работа вам так дорога? Люди редко эмоционально привязаны к своей занятости. Ведь там, если не ошибаюсь, не очень большой доход?
— Да, зарплата крошечная, — признал я.
— Значит, она так важна для вас по другим причинам?
— Я отвечаю за детей. Это важно.
— Вы так уверены, что никто другой не справится лучше? При том, что вы, как вы сами признали, не идеальный человек?
— Это было бы самонадеянно с моей стороны. Я не педагог, да и администратор из меня как из жопы керогаз. Если бы мне
