купил странный город, охраняемый и пустой. Без сокровищ на чердаках. Без велосипеда на балконе. С большим шлагбаумом перед морем «Проход строго запрещен! Цена 100 рублей!». О чём можно мечтать теперь?
Смотрящий встает и покачивается, как дерево от ветра.
Город хорошо виден с высоты мусорных гор. Геометрия улиц и высотные паруса современных зданий плотно держат бирюзу бухты, не давая ей расплескаться.
Мощная волна городской свалки поднимается до самого неба. Дымное марево. Запахи свежих нагромождений. Муравейник копающихся в мусоре людей и собак. Тысячи белых чаек хозяйничают среди мусора, кружат в небе белыми кольцами и кричат, кричат… Недалеко от Финка стоит деревянная ёлка — столб с дощечками стрелок: «Улица Азиатская. Украинская. Бывшая инженерная. Рабоче-крестьянская. Молдаванская. Братская. Могилевская. Беспробудная. Улица Авиаторов. Ветеранов. Заслуженный учитель. Город-герой. Улица Трудовое Распутье…»
Финк обомлел: мужчина и женщина, по виду бомжи, сидят у дороги и тихо поют, будто молятся:
Придёт весна — распустится
Садов твоих распутица.
Листом зелёным сбудется
Мечты моей голубица.
А нам с тобою слюбится,
Улыбкой распечалится.
Грачи с небес опустятся,
А в луже лист качается.
Мужчина и женщина идут среди мусора, покачиваясь и поддерживая друг друга.
А мне с тобою песенно,
А мне с тобою весело.
Плывёт дождями улица,
Как будто счастье сбудется…
Финк лихорадочно перебирает в памяти страницы городских справочников: «Деревья на мусоре не растут… Люди без паспорта не поют… Полупьяный бред… Бомжева-тый след… Люди, которых нет…»
Финка напряжён. Глаза привыкают различать подробности: домики, палисадники, ворона скачет по дороге, кот крадётся по куче свежей земли, высыпанной самосвалом. Всюду живёт и шевелится население. По тропинкам и улочкам, протоптанным среди банок, бутылок и целлофановых листьев, плоскими тенями сплющились вереницы торопливых фигур и ленивых собак. Свалка шевелится, как огромный муравейник, звучит своей организованной музыкой — голосов и пространства.
Где-то совсем рядом ожил динамик и бодрый голос объявил: «Музыкальная пауза. Начинаем передачу „В рабочий полдень“… Смех. Простите, мы перепутали время и отстали на тридцать лет… Реклама! Реклама! Рек…»
Тишина. Финк сосредоточился.
Бабушка катила детскую коляску, гружённую красными помидорами, и кричала во все стороны: «Помидоры красные, цены разные, деньги любые, всё, как любили… — лицо её улыбалось, а голос был чист и приятен… — Матрена Ивановна, откуда продукт-та? — Местная фрук-та! Таможня выбросила, а я выпросила. — Выбросила таможня, а есть можно? — Можно, если осторожно. — Гарантия есть-та? — Есть! Лезь, пока я здесь! Не таи лица — я корми-ли-ца. Подходи, народ, на мой огород! Веселись, послушай, витаминчик скушай!»
Смотрящий прислушался и крикнул, не поднимаясь со стула: «Матрёна-едрёна! Сколько там помидора? — Целая фура. — Губа не дура. А кто разрешил? — Я сама — старожил. Зачем пропадать, когда можно продать? Товар грошовый, торгую дешёво. Хочешь — купи, а не хочешь — копи. — Ладно, торгуй. И я помогу. Фруктовая пища — краса ярмарища! Торгуй, нахалка, на то и свалка!»
К Смотрящему подкатывает чёрный джип, из него выходит молодой человек в чёрном костюме нараспашку, с галстуком длинным и живым, как привязанный к шее уж.
— А, господин мэр! — со стула не поднялся, продолжая говорить сидя, — ты, что же это делаешь, авторитетный ты наш?
— А что?
— На город посмотри, а?
Бухта светилась солнцем, изгибалась сиреневым морем за горизонт. Мэр расслабился:
— Красиво…
— Красиво? Разве можно так долго природу испытывать? Сколько ты ещё будешь строить? Берег не выдерживает, грунт ползёт, бухта суживается, как глаз от слезы. Меры не знаешь? Деньги в бетон вгоняешь, а над городом саркофаг строишь? Цветы где? Три парка было — в асфальт закатал. Чему учили? Вокруг города места много — там строить надо.
— Там строить — дорого, дорог нет, коммуникаций нет. Проще — старый город сносить и на его месте строить. Выгодно.
— А мне старые улочки дороги, названия прежние радуют…
— Поменяем улочки на проспекты, а названия — на проекты! Новому городу мусор мешает. Целлофан по небу пакетом летает.
— Так вы уберите! Это же ваш мусор, хозяева?
— Убирать нельзя. Мусор — афиша цивилизации и флаг партии «зелёных».
— Ты меня не сбивай. Канализации нет, и всё в бухту скачивается? Провода над городом гудят и трясутся, холодильники текут, кондиционеры стонут. Почему? Городские котельные грязным мазутом топите? Триста лет город стоял — зачем рушить? В другом месте свой город построй! Понимаешь? Я здесь пацаном рос, один раз даже в телескоп смотрел, в пятом классе, звёзды видел… Беседку над обрывом, зачем сломали — я в ней целовался.
— Ия.
— И ты?
— А теперь я беседку и берег с обрывом продал. Выгодно! Ты купил? Нет, денег пожалел. Дом с башнями не купил — а я его развалил и отель построил. Теперь старую набережную продаю и дома на ней — всё под снос, «бизнес-спорт» строить будем.
— У меня люди на свалке улицы протоптали — земли не даёте. Им что — на Луну лететь?
— Да хоть на Луну. Население в городе ни к чему. Нужны вкладчики и их взносы: на новую канализацию, на энергосети, на капитальный ремонт в перспективе. Такова мировая практика.
— А я на свалке журнальчик нашёл…
— Читать надо не то, что выбрасывают, а то, что рекомендуют. Будем строить столицу мира!
— Нью-Васюки опять, Остапчик?
— Отель строим, как в Майями… Я там учился.
— В отеле? Майями? Индейцы майя дальновиднее были. Один старичок-академик по телевизору объяснял: планета начинает новый геологический период.
— Какой период?
— Не запомнил, как он у них называется, но понял, что от бетонов, фотонов и взрывов плутониевых Земля не выдерживает нагрузки и грозит проломиться, как лёд под крестовыми рыцарями на Чудском озере. Знаешь? Технологии дымоизвержения климат на планете меняют, атмосферу ослабили, того и гляди порвётся оболочка, как не стираная сорочка. Слышал?
— Не пугай. Все просчитано.
— Эх, ты, грамотный. В Бутырку бы тебя года на три, да разве такое желают? Хотя, в тюрьме, тоже бывает полезно. Я здесь, сидя на этом стуле, прочёл, что красивое от природы место на земле надо сохранять красивым. Грек известный сказал. А вблизи моря улицы строить так, чтобы в жару продувались ветром. А города заселяли людьми весело, чтобы вечер звенел голосами и музыкой. Энергетика человеческой улыбки для Земли важнее десяти чубайсо-электростанций. Чтобы окна светились, а не чернели стенами, как у вас в новом городе. Почему дома пустые стоят, знаешь?
— Знаю, конечно, цены высокие. Расчёт на богатую клиентуру. Мы же не можем в
