поднялся неспешно, поднял руки, улыбнулся в пустоту:
– Я, Джеронимо Фернандес Альтомирано, приветствую Хранителя базы Судного Дня!
Тишина. Хранитель думал. Вероника водила стволом автомата, направленным вниз. Все двери были закрыты.
– Идем к танку, – одними губами произнесла Вероника. – Если откроют огонь снизу, мы тут в момент подохнем.
Стараясь не совершать резких движений, стараясь даже не дышать, я шел по сетке вслед за Вероникой. Мы вскарабкались на броню. Голос загремел снова:
– Как вы проникли на базу? Кто вас прислал?
Теперь, когда первый испуг прошел, я вслушался в голос. Грубый, сильный, мужской. Вряд ли говорящему больше тридцати.
– Никто, – ответил Джеронимо. – Открыли замок наверху.
Опять пауза. Вероника попыталась что-то сказать брату, но тот лишь с досадой отмахнулся.
– Почему с вами труп?
– Всю дорогу шел за нами до самой базы и смотрел такими грустными глазами, что мы не смогли его прогнать, – отозвался Джеронимо.
В этот раз тишина затянулась. Джеронимо поморщился:
– Да это просто наш фирменный прикол: труп под гусеницами. Вроде визитной карточки, понимаете?
Снова тишина.
– Это «консервы», ясно? – вмешалась Вероника. – Мы этим не особо гордимся, но…
Никто ее не перебивал, она сама оборвала фразу и развела руками. Я вертел головой, пытаясь увидеть камеры, через которые за нами, должно быть, следят. Не нашел ни одной. Может, под плафонами ламп?
– По вам стреляли. Вас преследовали?
– А это проблема? – спросил Джеронимо. – Мы бы вообще не задерживались. Согласно книжке Августина Сантоса, где-то здесь должна быть антиматерия. Заберем ее и уйдем… – Тут он посмотрел на потолок и поджал губы. – …как-нибудь.
– Сантос… – На этот раз Хранитель отозвался без задержки, и в голос просочилось что-то, напоминающее священный трепет. Впрочем, Хранитель тут же спохватился: – Зачем вам антиматерия?
– Ну как, «зачем»? – пожал плечами Джеронимо. – Искать приключений.
Хранитель молчал. Чувства юмора у него, похоже, не было. Или он не считал нужным его проявлять сейчас.
Я прочистил горло:
– Мы хотим вернуть солнце!
Собственный голос показался мне жалким, писклявым. Я скукожился возле башни танка и загрустил.
Поразмыслив, Хранитель сказал:
– Бросьте оружие в танк. Закройте люк. Я опущу сеть.
У Джеронимо оружия не было. Он только надел на шею шарманку. Лампа пока не горела – должно быть, была ночь. Вероника бросила в танк автомат, подчеркнуто-демонстративно – пистолет и нож. Из чего я заключил, что под комбинезоном у нее еще целый арсенал, до поры невидимый.
Хранитель молчал. Вероника выразительно смотрела мне куда-то в область чресл. Я испугался, что у меня расстегнута ширинка, но, схватившись за промежность, не обнаружил поводов для беспокойства, зато локтем задел кобуру.
– Ах, это! – Я выдавил смешок. – Я им даже не пользуюсь, вообще забыл, что он у меня есть. Висит себе…
– Заметно, – сообщил Хранитель, не скрывая презрительной интонации.
Я отстегнул пояс с пистолетом, который подарила мне Вероника, и протянул ей. Как только все оружие оказалось в танке, и крышка люка захлопнулась, сеть качнулась и поползла вниз.
На меня все махнули рукой, еще когда я был ребенком. Что мама, что отец постепенно перестали терзаться чувством вины, убедившись, что я доволен собственным обществом. Нетрудно догадаться, что и сверстники меня сторонились. Кроме одной девочки.
Мне было лет десять, ей – столько же. Я сидел в своей комнате на кровати, смотрел на игрушечные танки, окружившие бронетранспортер, и «играл».
«Тук-тук!» – услышал я.
В приоткрытую дверь заглядывала серьезнейшая мордашка. Дверь, запирающуюся на электронный замок, который могли открыть лишь я и отец.
«Я – Ремедиос. Пошли кататься на лифте».
Она развернулась и ушла. Я пошел следом. Она ведь не спрашивала, она приказывала, а я привык, что мне приказывают лишь те, кто имеет на это право.
Была ночь, коридоры пустовали. Мы добрались до кабины лифта, и Ремедиос надавила на самую высокую кнопку, до которой могла дотянуться.
«Чувствуешь? – смеялась она, когда лифт летел вверх. – Как будто все внутри падает!»
Я пожал плечами. На лифте-то кататься было не впервой.
Потом она надавила кнопку «0» – и снова засмеялась:
«Как будто все внутри летит вверх!»
После третьей или четвертой поездки я спросил, можно ли мне пойти домой.
«Нельзя! – посмотрела она на меня своими странными большими глазами. – Мы катаемся! Ты что, забыл?»
Почему я вдруг ее вспомнил? Сейчас, когда столько воды утекло. Должно быть, спуск сети напоминал по ощущениям поездку на лифте.
Кто бы ни построил эту базу, технологиями он владел отменными, это было ясно еще наверху, по красной защите. Теперь же я видел, как сеть, растянутая над всем залом, плавно скользила по стенам. Этакая круглая паутинка опадает на пол, подвластная непонятным силам.
Танк глухо бахнулся на пол. Вероника и Джеронимо взмахнули руками, чтобы устоять. Я сидел и лишь поморщился, когда услышал отвратительный хруст снизу.
Сеть исчезла. Не опала окончательно, никуда не втянулась – просто исчезла, растворилась в воздухе. Послышались шаги – быстрые, уверенные, тяжелые. Я встал, держась за башню, и увидел его.
От одной из дверей – одинаковых, серых, металлических – к нам шел человек с автоматом наперевес. Если бы не лицо, я бы подумал, что ему за тридцать. Широченные плечи, кожа на руках чуть не лопается от напрягшихся под ней мускулов. Кожаные перчатки без пальцев, короткая стрижка. Но главное – аура, которую он создавал. Аура взрослого, уверенного в себе человека, хозяина положения.
А лицо, хоть и грозно-хмурое, было слишком живым, что ли. Вряд ли он намного старше меня. Лет двадцать пять, не больше.
– Ого, – сказала Вероника.
Страха в ее голосе я не различил, скорее, что-то похожее на уважение.
Парень остановился в пяти шагах от танка и махнул стволом автомата:
– На пол. Руки на виду.
Выполняя приказ, я в очередной раз едва не упал. Долго так продолжаться не могло. Мне позарез нужно пообедать, принять душ и поспать в нормальной постели, нормальным сном, а не горячечным бредом забыться. От усталости даже чувства притупились – хоть какая-то польза.
Мы выстроились перед танком с поднятыми руками. Ствол автомата дернулся вновь.
– Снять комбинезоны, – велел Хранитель. – Медленно.
– Только чтоб без всяких извращений, – сказал Джеронимо, стаскивая лампу-шарманку. – Я несовершеннолетний.
– Это что? – Хранитель кивнул на лампу. Его можно было понять. Я, когда впервые узрел это устройство, долго не мог уложить его у себя в голове, а один из солдат Красноярского Метро впал в безумие и посвятил остаток жизни игре на тамбурине.
– Это – недотрога Джимми и его домик, – объяснил Джеронимо. – Динамическая машина, чтобы вырабатывать энергию для лампы, аккумулятор, чтобы аккумулировать, шарманка, чтобы заглушать треск…
– И ты мне говоришь об извращениях? – оборвал его Хранитель.
– Я могу говорить об извращениях кому угодно, – не смутился Джеронимо. – Но разговор – это одно, а дело – другое. Вы должны знать, что эта немолодая леди – моя кровная сестра, поэтому, если у вас в планах заставить нас совокупляться под дулом автомата, то пусть с ней будет мой дорогой друг Николас. Поймите правильно, я всем сердцем люблю Веронику и почел бы за честь стать первым мужчиной, с которым она будет сравнивать всех остальных, но мне нужны здоровые и качественные племянники, а вероятность генетического брака…
– Джеронимо, я тебя убью, – прорычала сквозь зубы Вероника. Мы с ней уже избавились от комбинезонов, Джеронимо же все возился с «молнией».
– Совокупляться? – скривился Хранитель. – Ты за кого меня держишь?
– Впрочем, в рюкзаке у меня должны быть презервативы, – вспомнил Джеронимо, сбросив, наконец, комбез. – Что до вашего вопроса, то я вас вовсе не держу. Отдайте антиматерию и можете быть свободны. А, да, нам бы еще пожрать. Есть тут столовая, кухня или хотя бы телефон-автомат? Я закажу пиццу. Правда, денег у меня нет, но можно попытаться…
– Заткнись! – Парень лишь чуть-чуть повысил голос, но эхо удесятерило его силу. – Я – Хранитель
