Рояля, струны и напева,
пискляво допел мистер Тиллотсон и поприветствовал гостя.
- А вот и вы, Споуд! Как видите, я уже готов. Костюм, слава Богу, оказался мне впору, словно специально на меня шили. Я сердечно признателен джентльмену, который так любезно одолжил его мне. Рискованное дело одалживать одежду. Ибо, как сказал Бард, "легко и ссуду потерять, и друга". А Бард всегда прав.
- Минуточку! - перебил его Споуд. - Маленькое улучшение. - Он расстегнул злополучный пиджак и снова застегнул его, восстановив необходимую симметрию.
Мистер Тиллотсон был явно обескуражен таким вопиющим промахом с собственной стороны.
- Благодарю вас, благодарю вас, - бормотал он, стараясь избавиться от опеки непрошеного камердинера. - Все в полном порядке, уверяю вас. Я сам, сам... Какая глупость с моей стороны. Но, слава Богу, костюм мне впору...
- Да и галстук не мешало бы, - осторожно начал Споуд, но старик был непреклонен.
- Нет, нет, с галстуком полный порядок. Я умею завязывать галстуки, мистер Споуд, вы уж мне поверьте. С галстуком полный порядок. Ради всех святых, давайте оставим все как есть.
- Какой у вас интересный орден!
Мистер Тиллотсон не без удовольствия взглянул себе на грудь:
- Обратили, значит, внимание? Давненько я его не надевал. Меня наградили за заслуги в русско-турецкой войне. Это орден Целомудрия второй степени. Первой степени вручают только коронованным особам... лицам королевской крови и еще послам. Ну, а второй степени может получить паша самого высокого ранга. У меня как раз второй степени. Первой степени вручают только коронованным особам...
- Все понятно, - перебил его Споуд.
- Как вы полагаете, мистер Споуд, я неплохо выгляжу? - осведомился мистер Тиллотсон, в голосе которого зазвучала некоторая тревога.
- Вы выглядите просто превосходно, мистер Тиллотсон, просто превосходно, да и орден у вас замечательный.
Старик снова просиял.
- Слава Богу, - отозвался он, - что костюм мне впору. Но я вообще-то не люблю одалживать одежду. Как сказал Бард, "легко и ссуду потерять, и друга". А Бард всегда прав.
- Тьфу, опять этот гадкий таракан, - воскликнул Споуд.
Мистер Тиллотсон наклонился и стал шарить взглядом по полу.
- Вот он! - сказал он наконец и топнул ногой по крошечному угольку, который, хрустнув, обратился под его подошвой в пыль. - Нет, обязательно заведу себе ежа.
Пора было ехать. Вокруг огромной машины лорда Баджери собралась толпа мальчишек и девчонок. Шофер, явно полагавший, что подобное любопытство есть надругательство над такими понятиями, как честь и достоинство, сидел, как статуя, окаменело уставясь в вечность. Когда Споуд и мистер Тиллотсон вышли на улицу, их приветствовал вопль, в котором насмешка и уважение слились воедино. Когда же они садились в машину, их провожали молчаливо-почтительные взгляды.
- В кафе "Бомба", - распорядился Споуд.
"Роллс-ройс" издал что-то очень похожее на вздох и тронулся с места. Дети снова завопили и ринулись вдогонку, размахивая руками от возбуждения. И тогда мистер Тиллотсон непередаваемо изящным движением подался вперед и бросил в толпу сорванцов свои последние три медяка.
IV
Огромный зал кафе "Бомба" постепенно наполнялся гостями. Длинные зеркала в позолоченных рамах отражали ту причудливую смесь, что являли собой участники банкета. Академики средних лет подозрительно косились на молодых людей, в которых они видели (и совершенно справедливо) бунтарей, устроителей выставок постимпрессионистов. Враждующие критики, столкнувшись вдруг лицом к лицу, кипели от еле сдерживаемой злости. Миссис Нобс, миссис Крокодилер и миссис Мандрагор, неутомимые охотницы за крупной дичью мира искусств, были вне себя от гнева: слишком уж неожиданно оказались они вместе в том обширном заповеднике, где каждая надеялась всласть поохотиться в одиночку. Среди этого скопища не выносящих друг друга тщеславцев прохаживался лорд Баджери с мягким и учтивым выражением лица. Глядя на него, как-то не верилось, что он хотя бы смутно догадывается о том, какие интриги и страсти кипят вокруг. Он был на седьмом небе от счастья. За неподвижновосковыми чертами его лица-маски - нос как у представителей Ганноверской династии, тусклые поросячьи глазки, бледные полные губы - скрывался маленький и озорной бесенок, который прямо-таки покатывался от хохота.
- Как мило, что вы решили посетить нас, миссис Мандрагор, - говорил он, - и тем самым воздали честь великому прошлому нашего искусства. Я душевно рад, что вы привели с собой очаровательную миссис Крокодилер. А это неужели наша дорогая миссис Нобс? Ну да, конечно же, она! Как это я ее раньше не заметил? Какая прелесть. Я всегда считал вас истинными ценительницами искусства.
И он умчался - было грех упустить восхитительную возможность представить знаменитого скульптора сэра Герберта Херна молодому, но уже достаточно влиятельному критику, который в одной из своих рецензий назвал сэра Герберта каменщиком-монументалистом.
Вскоре в дверях раззолоченного зала появился метрдотель. "Мистер Тиллотсон!" - громко и торжественно возвестил он. Поддерживаемый сзади юным Споудом, мистер Тиллотсон медленными и неуверенными шагами вошел в зал. От яркого света он часто и болезненно моргал, веки над его подернутыми пеленой глазами казались крыльями плененного мотылька. Войдя в зал, он остановился и как-то подтянулся, постаравшись придать себе облик спокойного достоинства. К нему подбежал лорд Баджери и стал трясти ему руку.
- Добро пожаловать, мистер Тиллотсон, добро пожаловать от имени всего английского искусства.
Мистер Тиллотсон молча наклонил голову. Он был так взволнован, что ничего не мог сказать.
- Позвольте мне представить вас некоторым из ваших младших коллег, собравшихся здесь в вашу честь.
Затем лорд Баджери представил всех находившихся в зале старому художнику, который отвешивал поклоны, обменивался рукопожатиями, издавал какие-то странные, похожие на кашель звуки, но по-прежнему не мог ничего сказать. Зато немало любезностей наговорили миссис Нобс, миссис Крокодилер и миссис Мандрагор.
Подали угощение, все стали рассаживаться по местам. Во главе стола сидел лорд Баджери, по правую руку от которого был мистер Тиллотсон, а по левую - сэр Герберт Херн. Прекрасная кухня и замечательные вина, которыми по праву славилось кафе "Бомба", сделали свое дело: мистер Тиллотсон ел и пил от души, как человек, много лет проживший в каморке с тараканами на одной картошке и капусте. После второго бокала он вдруг заговорил, бурно и внезапно, словно прорвало плотину.
- В Малой Азии, - начал он свой монолог, - на званых обедах принято икать в знак сытости и благодарности хозяевам. Eructavit cor meum {Излилось из сердца моего (лат.).}, как сказал Псалмопевец, который ведь тоже был с Востока.
