— Если бы ты была человеком, поняла бы причину.
— А, ты имеешь в виду ваше обезьянье любопытство? Хочу тебе напомнить, как малайцы ловят твоих предков. Они кладут еду в горшок с горлышком такой ширины, что туда можно свободно просунуть руку. Но освободиться обезьянка способна, только если разожмет ее и выпустит еду. Естественно, такого она никогда не сделает, а стало быть, становится легкой добычей охотника.
— Да, я знаю, — ответил Чайлд. — И, возможно, это очень верная аналогия. Я здесь потому, что до сих пор считаю, что твоя компания причастна к исчезновению жены. Да, да, помню, вы отрицали свое участие, однако я никак не могу забыть, как ты в свое время поступила с Долорес. Уверен, ты вполне способна на похищение. Да ты способна на любой бесчеловечный поступок!
— Бесчеловечный? — произнесла она, насмешливо улыбаясь.
— Ладно, Вивьен, ты попала в точку. Так или иначе, сейчас мы сидим вдвоем в этом доме, и никто, кроме Билла, не знает, что я здесь. А твой недавний любовник, во-первых, не имеет ни малейшего представления, кто я такой, а во-вторых, ни слова обо мне не скажет. После того как Билл поразмыслит о возможных последствиях, особенно о том, что может оказаться под подозрением…
Ее глаза расширились:
— Под подозрением в чем? — Прежде чем он успел ответить, Вивьен сказала: — Сомневаюсь, что он вообще сможет что-либо рассказать кому бы то ни было.
— Ты о чем? — Но он уже знал ответ на свой вопрос.
Вивьен посмотрела на часы и произнесла:
— Как раз сейчас он должен скончаться от сердечного приступа.
Потом перевела взгляд на Чайлда и улыбнулась:
— Ах, как он побледнел! Какое потрясение! А ты чего ожидал, мой малютка? Неужели воображал, что я так просто отпущу беднягу Билла, чтобы он наболтал всякую ерунду полиции? Конечно, я заставила бы его горько пожалеть об этом и упрятала бы за решетку, но я не желаю никакой огласки. Господи, Геральд Чайлд, как можно быть таким наивным?
Во время ее речи Чайлда сковало оцепенение, словно он вмерз в глыбу льда. Сейчас он вырвался из холодного плена и бросился на Вивьен, вытянув руки. Она попыталась откатиться на другую сторону кровати, но он схватил ее за лодыжку и притянул к себе. Вивьен ударила его пяткой в плечо. Чайлд склонился между разведенных ляжек, вставил три пальца во все еще мокрую щель и пошевелил ими, пытаясь нащупать, где скрывается существо. Кожу обожгло, словно он коснулся раскаленного железа, — его укусили! Но Чайлд, стиснув зубы, засунул руку как можно глубже.
Вивьен пронзительно закричала от боли, но он не останавливался и, хотя пальцы жгли все новые и новые яростные укусы, сумел ухватить крошечную головку. Создание было скользким и упиралось изо всех сил. Геральд вытащил его из убежища. Ротик беззвучно шевелился, крохотные зубки сверкали, а глаза походили на красные рубины, прикрепленные к бородатому кукольному личику.
Чайлд прижал левое плечо к ноге Вивьен, чтобы она не смогла его лягнуть, а правым уперся в другое бедро.
Она вцепилась ему в волосы и дернула. Чайлд испытал такую боль, что едва не выпустил существо, но сумел сдержаться. Затем он со всего размаху опрокинулся на спину. Извивающееся тельце вылетело из вагины, крохотный ротик распахнулся, создание пронзительно закричало, словно умирающий кролик.
Чайлд свалился на пол. Он успел заметить, как из широкой щели выскользнул хвост твари. Вырвать его из тела женщины оказалось намного легче, чем он думал.
Очевидно, Чайлд все-таки ошибался, вообразив, что бородатая змейка намертво вросла в матку Вивьен.
Но с конца хвоста свешивались красные, окровавленные корни, а сама Вивьен корчилась на полу рядом с ним, заходясь в крике.
Чайлд вскочил и отбросил существо. Все в нем — верткое упруго-мускулистое змеиное тело, измазанная слизью головка, искаженное в гримасе ненависти отвратительное личико, излучающие злобу глазки — внушало такое омерзение, что Чайлд с трудом сдержал приступ тошноты.
Существо прошуршало по простыням, ударилось о противоположный край кровати, соскользнуло с постели и свалилось на пол.
Вивьен больше не кричала, хотя ее кожа приобрела сероватый оттенок, а глаза казались огромными озерами белого цвета с фиолетовыми островками посередине.
— Ну вот, ты все-таки добился своего! Надеюсь, я смогу собрать себя снова!
— Что?
Чайлд с трудом держался на ногах. Укушенные пальцы болели все меньше, но только потому, что рука, а потом весь бок постепенно немели. Комната стала расплываться перед глазами, а белоснежное тело Вивьен с рыжеватым треугольником между ног и порванными корнями, свисающими из окровавленной щели, стало кружиться и одновременно отдаляться, уплывать…
— Где уж тебе понять, тупое человеческое отродье!
Он опустился на колени, потом сел, помогая себе рукой. Казалось, она вот-вот превратится в кусок резины.
Покрытый густой растительностью лобок Вивьен оказался прямо перед глазами Чайлда, и, хотя дурнота усиливалась с каждой минутой, он увидел, что происходит с женщиной.
Кожа вокруг треугольника волос трескалась. Тонкая линия превратилась в ясно различимую глубокую щель, словно в тело вонзились невидимые ножи, а их владельцы желали вырезать вагину вместе с маткой.
Талию, бедра, колени, лодыжки прочертили глубокие борозды. Чайлд наклонился, чтобы лучше рассмотреть то, что происходит. Трещины на запястьях, локтях, вокруг грудей и шеи! Вивьен походила на фарфоровую куколку, упавшую на асфальт.
Он вновь перевел взгляд ниже. На глазах Чайлда вагина сама покинула свое место между ног! Пошатываясь, она проворно семенила на собственных тоненьких, как иголки, паучьих ножках с множеством сочленений телесно-красного цвета. «Спинкой» нового диковинного зверька стали лобок с гривой рыжих волос и влажная щель. А наружная сторона вагинального канала превратилась в брюшко. Следом за ожившей вагиной на таких же ножках-палочках спешила матка, словно надеялась вновь слиться с ней в единое целое.
Из образовавшегося в теле после этого бегства отверстия стали один за другим появляться и другие органы.
Некоторые Чайлд узнал. Вот тот маленький кусочек плоти вместе с мешочком, должно быть, фаллопиевы трубы и яичник; а это у нас что такое, черт побери?
Теперь уже полностью отделились и груди. Они скатились, как с горки, па крутому изгибу бедра и свалились на пол. Одна приземлилась на ножки и засеменила прочь; вторая, словно жук, беспомощно лежала на спинке и сучила лапками, пока не ухитрилась перевернуться.
Распался живот, то же самое случилось с верхней частью туловища. От своей бывшей хозяйки уползли анус и ягодицы. Лапы последнего существа были значительно толще, чем у остальных, но обильная плоть оказалась для них почти непосильной ношей. Оживший зад двигался еле-еле, а вот руки, проворно перебирая своими пальцами-ножками, со спринтерской скоростью пробежали через всю комнату и скрылись под кроватью.
