шагах от него лежало другое тело, с ног до головы укутанное одеждою. Фаренгейт открыл лицо покойника и отступил назад: пред ним был Шарп.
— Умер? — скрежеща зубами, закричал американец, хватая труп своего врага и вытаскивая из вагона.
— Умер с голоду! — воскликнула Леночка, всплеснув руками. — Ах, несчастный!
— Да, — мрачно сказал Фаренгейт, — и я думаю, что он убил своего спутника, чтобы питаться его телом.
Невольный крик ужаса вырвался у всех при этом страшном известии…
В гранате Шарпа. — Два спутника. — «Ядро повернуло»! — Что думал Теодор Шарп о судьбе Михаила Осипова. — Неудачное антраша. — Злорадство Шнейдера. — Разговор все на ту же тему, есть ли на Луне жизнь. — Курган Линнея. — Северное сияние. — Загадочная стена. — Лунный лес.
Что же произошло? Мы оставили Теодора Шарпа и его спутника в их ядре; одного — объятым яростью, при мысли, что его соперник готов достигнуть Луны, другого — трепещущим при мысли о возможности встретиться, на поверхности земного спутника, с кулаками Джонатана Фаренгейта.
Долго оба спутника в молчании думали каждый о своем: Шнейдер придумывал способы избежать мести американца, а Шарп, не отрывая глаз от окуляра зрительной трубы, следил за движением вагона Михаила Васильевича.
Вдруг громкий крик вырвался из груди астронома. Шнейдер в беспокойстве подбежал к нему, предполагая, что случилось новое несчастье.
— Что такое? — спросил он. Не говоря ни слова в ответ, Шарп взял своего спутника за плечи и толкнул его к трубе.
— Смотри! — лаконично проговорил ученый.
Шнейдер беспрекословно повиновался.
— Ах, чёрт возьми! — воскликнул он через минуту. — Вот странно!
— Ты видишь, в чем дело!
— Еще бы, — я не слепой! Ядро этого дьявола кажется теперь гораздо меньше, чем сегодня утром… Только что же это значит?
Шнейдер кинул на профессора вопросительный взгляд. Тот стоял, видимо, о чем-то размышляя.
— Ну? — проговорил обеспокоенный препаратор. Не отвечая, астроном поднялся по лестнице в верхнюю часть ядра. Там он открыл ставень одного из окон и посмотрел: далеко, далеко в пространстве, сияющий полумесяц блестел среди массы звезд.
Шарп взял трубу, несколько секунд посмотрел в нее, затем, закрыв ставень, спустился вниз и сказал Шнейдеру.
— Ядро повернуло.
— Повернуло! — с ужасом вскричал тот — Что же теперь?
Нечто вроде улыбки промелькнуло на суровом лице Шарпа.
— Теперь? Ничего… Теперь низ нашего вагона обращён к Луне, а вершина повернута к Земле.
Не веря словам учёного, Шнейдер встал на четвереньки и, открыв окно, находившееся на полу, взглянул через него. Действительно, внизу виднелась Луна, походившая на огромный плоский круг.
— А они? — спросил немец. Шарп пожал плечами.
— Они, — насмешливо произнес он, — блуждают в пространстве.
Луч радости блеснул в глазах Шнейдера.
— Значит, они не попадут наЛуну!?
— Едва-ли.
Услышав этот ответ, Шнейдер быстро вскочил на ноги и в восторге хотел выкинуть антраша. Но он забыл, что законы тяжести в межпланетном пространстве совсем не те, что на Земле, и жестоко ударился головой о потолок вагона. Это окончательно развеселило его спутника.
— Э! Э! — сказал Шарп, видя, что его помощник обеими руками схватился за голову, — вот что значит иметь мало мозгов!
Пробормотав сквозь зубы проклятие, Шнейдер взял трубу и принялся сосредоточено наблюдать за вагоном Осипова. Последний все более и боле удалялся по направлению к лунному полюсу.
— Чем же объяснить, профессор, уклонение вагона Осипова от прямого пути? — спросил Шнейдер через несколько минут.
— Без сомнения, тем влиянием, какое оказало на него наше ядро. Это влияние было достаточно, чтобы сбить их с пути.
Препаратор в восторге захлопал руками.
— Вот это хорошо! — вскричал он. — Для меня большое утешение знать, что проклятый янки по нашей вине будет бесконечно блуждать в пространстве… Только вполне ли вы уверены, профессор, что они не достигнут Луны?
Шарп презрительно улыбнулся.
— Вполне быть уверенным в подобных вещах быть нельзя, — проговорил он, — можно только предполагать с большей или менышей степенью вероятности.
— И вы предполагаете?..
— …Что Осипов и его спутники обогнут Луну, затем потеряются в пространстве.
— Ха-ха-ха! — злобно рассмеялся Шнейдер. — Хотелось бы мне забраться в уголок их вагона — посмотреть, что за потеха начнётся, когда выйдут все припасы. Я думаю, они заживо переедят друг друга.
Спутник Шарпа забыл о кровавой драме, которая непременно произошла бы в их собственном вагоне, если бы не спасительное ядро Михаила Васильевича, гибели которого теперь он так радовался.
Более сдержанный, Венский астроном не отвечал ничего на выходку своего товарища.
После продолжительного молчания Шнейдер опять начал разговор.
— Итак, мы падаем? — спросил он.
Шарп отвечал утвердительным кивком головы.
— А в каком направлении?
Взглянув на инструменты, учёный сказал, что ядро спускается по строго перпендикулярной линии.
— Не можете ли вы теперь же определить, куда мы упадем?
Шарп стал на колени у стекла, вделанного в средине пола, держа, в одной руке отвес, в другой — двойной лорнет.
— Мы упадем, вероятно в самый центр моря Ясности, — отвечал он после минутного наблюдения.
— Ведь это, кажется, одно из любопытнейших мест Луны? — спросил Шнейдер.
— Во всяком случае одно из самых загадочных: здесь замечаются изменения, относительно которых ученые до сих пор но могут прийти к каким-нибудь положительным результатам.
— Что же они говорят?
Вместо ответа Шарп снова нагнулся над окном и, знаком руки подозвав к себе спутника, проговорил:
— Смотри вон туда!
Шнейдер долго смотрел, после чего с недоумением взглянул на учёного.
— Я, право, не вижу тут ничего особенного… Все то же самое: горы, кратеры, цирки.
— Но ты замечаешь направо от моря Ясности как-будто обвал почвы?
— Вижу… около блестящего края горы.
— Это курган Линнея.
— ?!
— Этот, небольшой теперь, курган прежде представлял собой обширный цирк, — так по крайней мере он изображен на лунных картах 1651 года. В 1788 году Шрэтер также описал его, как цирк. Во время Лорманна и Медлера он имел в диаметре до тридцати тысяч футов, причем дно его при боковом освещении казалось беловатым пятном. Потом вдруг, в 1866 году, Шмидт, один из лучших селенологов, заявил, что этот кратер превратился в невысокую, отлогую гору. В последнее время Фламмарион подтвердил это мнение, а теперь ты сам видишь на том месте, где двести лет тому назад находился громадный кратер более десяти километров в диаметре, — лишь небольшой холм беловатого цвета, без малейшего признака впадины в центре.
— А причина этого переворота? — спросил Шнейдер. Шарп пожал плечами.
— О ней мы узнаем, когда будем на Луне.
— Но что вы сами думаете. — настаивал Шнейдер, — результат ли это деятельности сил природы, или, может быть, работы разумных существ?
— Повторяю
