Тварь несколько раз переступила с лапы на лапу, снова породив разбудившее Марка цоканье.
А потом паук начал стремительно расти. И через пару мгновений превратился в человека.
Мужчина. Темно-синий костюм и белая рубашка с голубым галстуком. Так одеваются офисные работники.
Может, кто-то из служащих корпорации проник в дом?
Мысль была совершенно дикой: никто бы на такой поступок не осмелился. Да и не смог бы!
Между тем неизвестный бесшумно угнездился в кресле.
Несколько мгновений хозяин и гость смотрели друг на друга.
Наконец Козловски сумел выгнать комок из собственного горла и сипло спросил:
– В-вы… кто т-такой?
Он ждал, что сейчас разразится громоподобный голос, способный звуковым давлением превратить его в труп.
Но гость ответил тихо:
– Не все ли равно, мистер Козловски?
Марку вдруг сделалось смешно.
Нет, похоже, все-таки какой-то урод проник в дом… То ли грабитель, то ли журналист-щелкопер…
– Убирайтесь вон! Пока я не вызвал охрану.
Только сейчас Козловски вспомнил, что в верхнем ящике прикроватной тумбочки лежит «беретта».
– Не надо, мистер Козловски! Не поможет!
– Почему?
Марк не сразу понял, насколько глуп его вопрос.
– Потому что не успеете.
Козловски вспомнил, как пальнул холостым в Перельмана. Тогда-то ведь успел…
– Хочу передать вам привет от вашего руководителя специального отдела.
– От кого?
– От мистера Перельмана. Боюсь, лично вы с ним уже не встретитесь.
Козловски несколько мгновений изучал лицо гостя.
Нет, не грабитель. И не щелкопер…
Ужасно захотелось проснуться. Но он понимал, что не спит.
– И все же кто вы?
Гость чуть улыбнулся:
– К примеру, представитель Высших Сил.
– Ерунда, – рявкнул Козловски. – Знаете такое понятие – «бритва Оккама»?
– Не умножайте сущностей без надобности, – гость кивнул. – В таком случае можете называть меня Львом Александровичем.
Ага, это уже больше похоже на правду!..
– Русский?
– Да, снова русский… – гость загадочно улыбнулся. – Я и в самом деле много общался с господином Перельманом. Иначе откуда бы мне знать про вас?
– Болтливая тварь!
Гость, казалось, обиделся за Перельмана:
– Не стоит так плохо о подчиненных, мистер Козловски. Он просто не мог молчать.
– От меня-то вы что хотите?
Лев Александрович Перельман, изменивший внешность до полной неузнаваемости, пожал плечами:
– Да, в общем-то, ничего особенного. Вы просто расскажете мне сейчас о действиях вашей корпорации, связанных с марсианской экспедицией. Со всеми тайными подробностями, о которых знаете только вы.
Козловски хотел отправить гостя туда, откуда появляются все люди, но, так и не родив грязного ругательства, послушно принялся рассказывать…
* * *
Полковник Серебряков должен был сообщить о своем решении на следующее утро после разговора с Кирсановым и Карташовой.
Правда, теперь ему не давала покоя странная фраза кандидатки в экипаж.
Яна явно считала, что ее муж может задержаться на Марсе до прилета спасателей. Неужели эта женщина знает то, что не положено знать ему, Серебрякову?
Впрочем, на его выбор это сомнение не повлияло…
И когда Кирсанов позвонил ему, он был готов назвать имя пассажирки.
Однако разговор повернул в неожиданную сторону.
– Слушай-ка, Иван Степанович, – сказал Кирсанов после взаимных приветствий. – Тут появилось одно соображение. А может, ты возьмешь с собой свою жену?
Серебряков от неожиданности чуть не выронил телефонную трубку.
36
День космонавтики
Эдуард Геворкян
Кабина лифта беззвучно ухнула вниз, и Серебряков невольно ухватился за поручень. Через несколько секунд пол мягко вернул ему вес, створки ушли в стороны. Иван Степанович проследовал по узкому коридору ко второму лифту. Приложил к сканеру ладонь, дождался, когда откроется дверь кабины. Дальше он ехал в сопровождении двух охранников.
После дезинфекционного душа выдали одноразовое нижнее белье и белый халат. Обувь не полагалась. Идти босыми ногами по мягкому ковролиту было непривычно, но приятно. В операторский блок он попал лишь после долгого, больше похожего на допрос, разговора с улыбчивым очкариком, в голосе которого лишь иногда проскальзывали командные нотки. Узнав о предложении Кирсанова, очкарик слабо улыбнулся и покачал головой.
– Ну… попробуйте, – наконец сказал он и отпустил Серебрякова.
Иван Степанович спустился по длинному пандусу к жилым помещениям и нашел комнату № 206.
– Здравствуй, Леночка! – робко сказал он, войдя в помещение.
Высокая рыжеволосая женщина с крупными чертами лица улыбнулась ему.
– Здравствуй, Ванечка! Опять все горит и все меняется?
– Ты, наверное, уже в курсе…
* * *
Разогретая смесь пахла аппетитно, но Бруно время от времени добавлял специи, чтобы, как он говорил, улучшить digestione[3]. Решение по «Ориону» ждали через несколько часов, и с чрезмерно улучшенным пищеварением в скафандре стало бы неуютно.
– Проблемы? – спросил Пичеррили.
– Пока нет, – пробормотал Карташов.
В кухонный блок вплыл Жобан, а за ним появился Булл. Стало тесно.
– Пахнет розмарином и тимьяном, – хищно повел носом Жобан, усаживаясь рядом с Карташовым.
Освобождая место, Аникеев подвинулся к переборке, глянул на Булла.
– А кто в лавке остался?
– Мое дежурство, – ответил Джон. – Идут личные послания, успею перекусить.
– Гивенс?
– В медотсеке.
– Ладно. Надо проверить шлейфы к «Ориону».
– А если придет отрицательный ответ? – спросил Булл.
– Лишний объем не помешает в любом варианте.
Карташов хотел взять пузырь с клюквенным морсом, но так и застыл с протянутой ладонью. Стены отсека распались на мелкие квадратики, снова сошлись, но поменяли цвет с бежевого на зеленый. Вместо Жобана рядом с ним сидел Булл, а Жобан возился с микроволновкой. Аникеев же оказался у входа и протягивал Гивенсу разогретый пакет… Гивенс?!
Снова возникли и исчезли квадратики, все вернулось на свои места, только емкость с морсом оказалась в руке.
– Колись, Бруно, – сказал Карташов. – Чудеса и диковинки – твоя работа? Крутые специи подмешиваешь в харчи.
Пичеррили нахмурился.
– Тебе не нравится орегано? – озабоченно спросил он.
– Мне не нравятся глюки! – рявкнул Карташов. – Вот сейчас торкнуло, будто Гивенс не в медотсеке, а здесь. Может, никуда на самом деле мы не летим…
В наступившей тишине слабо тикал таймер печки. Булл хмыкнул и сказал, что ему тоже показалось, будто Гивенс с ними. И если Бруно наварил химию, вызывающую одинаковые видения, то он готов войти в долю.
