— Еще одна система пещер, — сказал слингер. — Ну-ну.
— Но в Малом Ацтлане становилось жарче и жарче, потому что гнев Солнца безбрежен, — продолжал Ревущий Буйвол. — Старейшины клеветали на Кецалькоатля и говорили, что Несущий Знание — на самом деле Несущий Горе. Тогда Нанауцин, который уже весь был покрыт язвами и сильно болел, решил принести себя в жертву Солнцу и прыгнул в яму, где оно покоилось.
— Дай угадаю, — сказал Пепел. — С этого не было никакого толку.
— Нет! — сказал Буйвол. — Сразу же наступила прохлада и счастье. Тогда старейшины решили, что Солнце должно получать подносимых, и так будет вечно, пока жив последний из племени мешика.
Ревущий Буйвол замолчал. По небу пронесся еще один метеор, и еще один, а индеец всё сидел молча. Пако, доевший всех пойманных игуан и слегка утративший интерес к беседе, ковырял веточкой хвороста в зубах. Слабое пламя костра понемногу умирало.
— И тут всё становится запутанным, — подсказал слингер.
— Да! — Индеец снова ожил. — Если Несущий Знание хочет народу мешика зла, как пишет Бронзовый Койот, то зачем он просит мой народ о помощи? Если змеиный бог не хочет моему народу зла — то зачем он не хочет кормить Солнце?
Буйвол помолчал и добавил:
— А если Кецалькоатль, как утверждаешь ты, дон тио Пепел, обычный человек — то откуда ему дана власть решать, умрёт наш мир, или будет жить? Разве один человек имеет право сказать, умрут ли все люди?
— Тут мы с тобой оба в потерях, чико, — лениво подал голос мексиканец, продолжавший ковырять в зубах.
— Все трое в потерях, — сказал Пепел. Он оглянулся на юг и спросил: — Видели когда-нибудь такую сильную аврору? Всё небо в радугу.
Пако зевнул.
— Глядишь, буря начнется, — сказал он. — А к утру свистопляска в ушах, пятна по всей коже, и приехали, адьос, ми буэнос амигос. По камням, да и…
— Шум не бывает от бури, — сказал слингер. — Это сказки. Шум бывает от воды, а воду мы кипятим.
— Слишком рано для бури, — сказал индеец. — Недавно одна буря уже была.
— Ладно, ну его к черту, — сказал Пепел. — Давайте спать. Как-нибудь всё решится.
— Или помрем все, — сказал Пако. — Тогда тоже всё решится, пусть и не таким радужным образом.
И трое отправились спать, каждый в укромном месте, отдельно от двух других и вполглаза. Буря или нет, они по-прежнему не слишком доверяли друг другу.
В пути слингер часто спрашивал себя, как он сумел выжить после укуса этой маленькой и опасной болотной гадюки?
И вынужден был признать, что его снова спасли чары Трикси. Эта мысль была даже немного раздражающей. Всякий раз, когда он спасался от чего-нибудь или понимал что-то важное, стрелок не мог не отметить, что это произошло благодаря каким-то действиям его безумной ацтекской ведьмочки в прошлом. Жизнь рядом с Трикс была ужасной, полной лишений — но Трикси брала одной рукой, а другой вознаграждала. Возможно, потому слингер и не мог забыть ее.
Ночью ему снова приснился Нью-Йорк. Опять начались проливные дожди, и Трикс поговаривает о поездке во Флориду. Он не верит ей. Спасение мира, конечно же. Он просто надоел ей. Она снова хочет убежать. Не тут-то было. Фриско наготове, и он нанял частного детектива, парня из агентства самого Пинкертона, чтобы выследить ее и всё узнать о ней.
Они двое встречаются на окраине, неподалеку от Редхукского Периметра, в заброшенном кинотеатре под открытым небом, посреди каплющей воды и луж.
— Ты уверен, что готов смотреть это, друг? — первым делом спрашивает его сыщик. Как будто не ему Фриско недавно выдал сумму с двумя кругленькими нолями. Он мог бы неделю пьянствовать на эти деньги. Или две недели, кто знает. Развлечения в Нью-Йорке, даже в таком скромном месте, как Ред Хук, стоили немало. Даже проклятый ирландский виски.
— Я трезв, как шериф, — отвечает Фриско.
— Я не к тому, — говорит детектив. — Просто… это колоритное представление.
— Валяй, не томи, — говорит Фриско. — Я для того и заплатил, чтоб посмотреть.
Детектив извлекает из саквояжа маленький портативный кинопроектор. Он ставит его на мокрую лавку, раскладывает суконную гармошку с линзой и включает лампу. Дальше они смотрят в тишине.
Он показывает слингеру полароидные снимки, один за другим. Мужчины, почти все итальянской наружности. Почти каждый — в ванне. Каждый — мёртв. На каждом кровью выведены странные узоры.
— Они все из Чикаго. Тебе знакомо что-то здесь? — спрашивает парень из «Пинкертона».
Фриско отрицательно качает головой. Хотя узнал среди трупов кое-каких знакомых итальянцев. В том числе Капо Марио.
— Никакой прямой связи с ней, конечно же, — говорит детектив. С его шляпы капает дождь. — Просто, знаешь, каждый заказал пару статуэток у одного бродячего торговца. Каждого нашли в ванной. Ты говорил, она любит купаться?
Фриско медленно кивает.
— Недавно полюбила, — говорит он. — Прежде она любила холод.
— Мне уничтожить эти снимки?
— Да.
Он вваливается к ней на кампус тем же вечером, успев напиться в дым. Трикси вздыхает, помогает ему раздеться и набирает свою большую чугунную ванну на втором этаже.
— Я знаю, ты даешь мне яд, — непослушным языком произносит Фриско, когда она ведет его к воде. — Не издевайся. Дай мне сразу… сразу весь. Если я тебе не нужен.
— Бедный мальчик. — Трикс улыбается ему. — Я не даю тебе яд. Я даю тебе лекарство. Ты становишься сильнее.
— Как скажешь, — бормочет он. И вот, они снова оба в ванне. Снова голые. Они занимаются любовью. Потом она колет его иглой. Колет и колет, выкалывая на теле Фриско узоры.
И слизывает кровь. Как это может быть яд, если Трикси слизывает его кровь?
«Мне нужно выпить», — думает Фриско.
— Как же хочется пить, — сказал Пепел непослушными сухими губами. — Мне снится одна вода. И виски.
— Скажи спасибо за дождь на той неделе, — отозвался Пако, всё так же шагая вперед и глядя под ноги. Хруп-хруп. Хруп-хруп. Идти вперед, вперед и вперед. Так они вышли за пределы цивилизации, шагнули в пустошь, и та поглотила их, а теперь смеялась над ними. Из ориентиров осталась лишь аврора на юге. Местность стала еще более голой и тёмной, а под ногами теперь хрустела соль и обсидиан.
Хруп-хруп.
— Если бы не эти рельсы, я бы давно сказал «повернем назад», — сознался стрелок. — А так, всё жду. Какая-нибудь развязка. Обитаемые земли. Что-то вроде Краулера, железнодорожный город.
— Откуда ты знаешь, что они не оборвутся, дон тио Пепел? — спросил его индеец.
— Работал на железной дороге, — ответил стрелок, вспоминая красную морду Капо Марио.
