- Меня вырубили - нога. Коноводы твои, не знаю где. Шесть лошадей нам и хорошо бы никто не ушел, но шум был, ты же слышал.
В прошлый раз, когда ранили - не так болело. Вместо ноги бревно - так вот что значит хороший удар мечом, повезло мне что замах у гада не получился, места мало, а то отрубил бы ногу к черту. Может остаться, не виснуть на ребятах? Все равно на этой обезьяньей планете шансов у меня нет, гангрена, вон какие тряпки грязные. Если лошадей достанут, попытаюсь прикрыть или увести погоню в сторону. Пару гоблинов урою, хотя они-то здесь причем?
Так, что у нас здесь есть? Два бурдюка с молоком? Что-то типа кумыса - литров шесть. Нам на два дня. Наши шмотки в мешке - ну, джинсы мужики оденут, хорошо что обувку, твари, сберегли. Сверху халаты - издалека за местных сойдем. А вот дохлые они вроде и нормальные ребята, монголоиды. О, у них и пояса есть - берем! Что-то на голову, вроде платка, из тех вот тряпок. Как они огонь добывают - этими камнями что-ли? Ну, из оружия берем все ножи и вот эти два меча, вдруг Юре подойдут. Ни одного копья - дикари. А луки нам без надобности - никто не умеет. Ого, аркан! Все в сумку, как раз поместится. Все. Где Юра?
Выползаем и начинаем переживать. Хотя ему то что? Ножевому бою учил меня именно он, а не какой-нибудь сэнсэй. Вот против лучников, конечно... Ну ничего, подождем и все решится само.
Юра вынырнул из темноты вслед за шестеркой лошадей. Понятно, тоже, как и я, ездить не умеет. Он бы их еще хворостиной, как коров, подгонял.
- Было шестеро, это их лошади, оседланы. Трое ушло охлюпкой. Там табун голов сто. Но о нас все равно знают. Пока ты был в отключке, я видел что двоих, которых мы покалечили, куда-то увезли. Наверно, недалеко, раз до утра дожидаться не стали. И эти трое, уверен, туда же поскакали. Думаю у нас час-два, не больше.
- В палатке одежда и оружие. Попей, там кумыс в бурдюке, и давай дядю Колю паковать. Должны управиться за пятнадцать минут. Видел, куда этих уродов повезли? Вот нам в противоположную сторону.
Что-то за нами погоня не поспешает. Едем уже часов шесть, почти шагом, я два раза падал, сейчас меня Юра привязал. Дядя Коля вроде так ни разу и не очнулся. Нога кровит, совсем хана. И солнце палит, если так дальше пойдет, догонять нас не надо, сами сдохнем. Надо Юру отпускать. Все, товарищи, привал.
Хлюп! Стрела пригвоздила мою раненую ногу к коню. Насквозь и почти не больно, как в протез попали. По-моему, в ту же рану вошла. Конь начал падать и перед глазами завертелось зеленое, и голубое, и погасло.
Ну что. Повезло мне, что стреляли охотничьей стрелой, а не боевой - той можно и ногу отчекрыжить. С везением все - в остальном придется дальше помучиться. Дядю Колю убили. Юра сам как-то умудрился убить одного гоблина, притворившись разбившимся при падении с лошади. Говорит, минут пятнадцать ждал, пока над ним склонились. Привезли его в гоблинское стойбище, спину ножами изрезали, золой натерли и распяли на колышках спиной кверху на солнцепеке. Три дня лежал, мух кормил и все стойбищенское население все это время ему на спину мочилось. Детишки очень потешались гоблинские, скучно им, хуже мух. Теперь в одной палатке лежим, шаман приходит, лечит какой-то дрянью, кормят мясом, пить дают. Я, везунчик, пока Юру мучили, лежал без памяти в палатке и что со мной делал шаман - не знаю, но не умер и в сознание пришел. По нашей слабости и беспомощности никто нас не связывает, поскольку даже по нужде не встать. Каждый вечер какая-то старуха нас обтирает и меняет тряпки на повязках, но запах в палатке у нас такой, что в выздоровление я не верю, да им это и не надо, главное чтобы мы боль опять ощущать могли, сознание сразу не теряли. Второй акт мармезонского балета готовят. Это у местных вроде концерта, скучно живут, развлечений-то нет. Индейцы, блин. Это Юра так говорит и я с ним согласен. Задачу мы с ним согласовали, выздоравливаем, то есть, доходим до кондиции по меркам дикарей, одновременно, чтобы нас по очереди на мясокомбинат не таскали. Берем на это недели две, если повезет, и пару деньков сверху придуриваем, копим силы, чтобы метров сто по прямой пройти могли. Если все удачно - срываемся, убьют, конечно, но как птицу - в полете. Вот такая у нас светлая идея - фикс.
Недалеко мы ушли. Все по плану, по прямой метров сто, ночью. Оказывается, нас дети караулили, какие-то уроды тут же выскочили из ближайшего вигвама или юрты, я в темноте не разобрал. Одного придушил, надеялся - убьют сразу. Думаю и Юра своего сделал. Но жажда развлечений овладела народом прерий: нас связали и кинули в палатку.
Утром настала моя очередь. Под радостное погыркивание толпы меня привязали к колышкам лицом к солнцу и невидимый мне гоблин начал отрезать пальцы на ногах. Наверное, им понравилось, я не молчал. Кажется, отрезали все. Очнулся ночью, было тихо. Потом очнулся днем, дети тыкали меня прутиком в раны на ногах и совершали детские дела. Потом ко мне пришел Юра и лег рядом. Кожи у него не было.
Думаю, я сошел с ума. В памяти какие-то отрывки. Вот я ползаю в пыли на четвереньках, дети кидают в меня конские яблоки, а я собираю их и прижимаю к груди. Вот я в степи и какая-то коза тычется носом мне в лицо, я хочу ее сьесть и пытаюсь укусить за щеку, а коза вырывается. Какой-то мальчик бьет меня палкой, я плачу от обиды, ведь он мой друг. Вокруг все грохочет, вода, мне холодно и я прижимаюсь к собаке, а она рычит и кусает меня. Я не знаю сколько это продолжалось, месяц, два, год, я постепенно начал понимать что это я, я жив, и я живу - здесь и так.
Я раб племени. Юродивый старый раб, пасу двадцать шесть коз вместе с мальчиком-рабом неведомого происхождения. У меня старый халат на голое тело, иногда я пью козье молоко и мальчик на меня кричит, иногда он дает мне еду - сушеное мясо или какие-то лепешки. Очень холодно и постоянно хочется есть. У меня нет пальцев на ногах, при ходьбе я сильно косолаплю и не могу бежать за стадом.
Наверное, нас продали. Или подарили. Уже третий день мальчик ведет нас по степи, он впереди, за ним козы, сзади я подгоняю отставших. Толку от меня мало, когда коза удаляется в сторону - я не могу ее догнать, и громко кричать мальчику тоже не могу - хриплю, но он не слышит. Похоже, мы еле ползем, еда вчера закончилась, завтра попробую попросить у мальчика разрешить мне попить козьего молока. Нам нельзя этого делать, козлята с нами и они не должны отставать. Молоко только для них и для наших хозяев, еду около стойбища нам оставляла старуха, доившая коз. Нас никто не охраняет, но если мы не придем - найдут и накажут, я это понимаю. Мы общаемся жестами и я не знаю, сколько нам осталось идти. Мальчик плачет по ночам, а я стерегу стадо. Ночью очень холодно и я все равно не сплю. Без еды я смогу идти еще два дня.
