Никто из нас в то время не знал, как долго Рамда сможет выдержать нашу атмосферу. Он рисковал своей жизнью, прибыв к нам. Конечно, я обязан был поддержать его осторожность и убедиться, что он сможет вернуться в свой мир.
Но что-то пошло не так. Невежество повинно в этом не менее, чем случайность. На Чаттертон-Плэйс я угодил в «Слепое пятно» и без малейшей подготовки оказался переброшен в Томалию.
Когда я миновал «пятно», в обратную сторону прошла Нервина. Так я и очутился в этом странном месте без проводника. К сожалению — или, пожалуй, к счастью, — я попал в руки Бара Сенестро.
Признаю, Сенестро, хоть и скептик, все же смелый человек. И, как многие другие маловеры, он не лишен чувства юмора. Мое прибытие было предречено Авеком, так что он знал, что я каким-то образом являюсь частью пророчества — того самого пророчества, исполнения которого он, по своим соображениям, не хотел. Потому он отрезал меня от внешнего мира здесь, в доме Харадоса. Довольно дерзкая штука противиться пророчеству в том самом месте, где оно было составлено! Однако это сыграло мне на руку. Я оказался в доме старого пророка, сокровищнице его мудрости, тайн, необработанных сведений и средств для испытания законов природы. В моем распоряжении было абсолютно всё: библиотеки, лаборатории…
Итак, в моем затворничестве у меня было всё, чтобы учиться, и ничего, что могло бы отвлечь. Прежде всего я углубился в их философию. Потом перешел к их естественным наукам, после чего переключился на историю. Тут-то я и сделал весьма ошеломляющее открытие. По всей видимости, Я И ЕСТЬ ХАРАДОС! Ибо мое прибытие было предсказано вплоть до часа. Продолжив исследование, я нашел немало других подробностей, которые показались мне знакомыми. Очевидно, что что-то привело меня к «пятну»; более чем вероятно, что это был не просто слепой случай! Я преисполнился уверенности, что на кону не только мое будущее, но и судьба мира, вернее — миров.
С течением дней я убеждался в этом всё больше. Одновременно я раскрыл множество тайн этого дворца, перенял мудрость древнего Харадоса. Несмотря на заключение, я был счастливейшим из всех живых и остаюсь таковым до сих пор. Бары пристально следили за мной, стража постоянно менялась. Во время одной из таких смен я и встретил МакФерсона.
Что ж, после знакомства с ним я во многом стал сам себе хозяин. Я убедил Сенестро позволить МакФерсону остаться моим постоянным телохранителем. Но я никогда не разъяснял Пату, что к чему — только сказал, что однажды нам предстоит вызволить себя.
Вы, возможно, задаетесь вопросом, почему я не открыл «Слепое пятно»?
Причин тому было несколько: во-первых, в силу природы этого явления, открыто оно может быть только с нашей стороны, не считая редких случаев, когда определенные условия складываются особенно благоприятно. Вот почему Рамда Авек не мог сделать этого сам; теперь я понимаю, что должен был сообщить ему некоторые технические детали. Тогда у меня было два ключа. Нынче же я знаю, что всего их три.
Я также выяснил, что каждый из них несет в себе нечто пагубное.
Голубой камень, к примеру, воплощает жизнь, и он мужского пола. Утверждение может показаться весьма огульным и двусмысленным, но, в конце концов, вы его поймете. Мужчину, который его носит, он со временем может убить, а вот женщинам от него никакого вреда.
Возможно, вы уразумеете такое описание немного лучше, если заметите, что я только что сделал посредством этого кристалла. Голубой камень — передатчик эфира. В каком-то смысле, он — одна из опор «Пятна Жизни» или «Слепого пятна»… хотя точнее было бы его назвать «Пятном Связи».
Две остальные частицы — красный и зеленый камни — соответственно являют собой Душу и Материю. Или скажем так: они есть эфирные зародыши этих истин.
Эти три камня составляют вечное триединство.
Что касается самой сути «пятна» — о ней я пока что ничего сообщить не могу. Но я знаю, что правда откроется скоро, вместе с исполнением пророчества. Я убежден, что именно оно перенесло сюда Уотсона, а потом — Гарри Вендела и Нервину.
— Вы можете им управлять? — спросил Чик.
— В определенной степени. Я мог наблюдать за вами с самого момента вашего прибытия. Вы не знали о Гарри, но я видел, как он появился… в объятиях Нервины.
Нервина кивнула.
— Так и есть! Мне хорошо известно, каков Сенестро! И я боялась, что Гарри попадется ему. До этого я пыталась заставить Гарри отдать камень Шарлоте Фентон. Я не доверяла великому Бару…
Гарри перебил ее:
— Только в силу своего недоверия Сенестро она и решила пройти сквозь «Слепое пятно» вместо со мной. Она знала, что делать. Как только мы добрались сюда, она меня спрятала и втайне выходила, вернув если не силы, то здоровье, а когда пришло время, бегом привела меня сюда — мы успели к окончанию в самую последнюю секунду.
Уотсон подумал о собаке, Куин. Она тоже пришла в самый последний момент, чтобы спасти его. Знает ли о ней что-нибудь Гарри? Когда Вендел рассказал всё, что ему было известно, Чик заметил:
— Всё это весьма странно, Гарри. Всё каким-то образом сходится так, чтобы совпадать с этим мудреным пророчеством. Возможно, это и объясняет твое влечение к Нервине — тут что-то неподвластное твоей воле, равно как и ее. Подождем — увидим.
Ждать пришлось недолго. Дни текли. Дворец был заполнен Рамдами, приглашенными доктором Холкомбом; тот, как и положено самому Харадосу, отдавал приказы насчет великого дня, последнего из шестнадцати, теперь совсем уже недалекого, дня, на который Рамды постоянно ссылались как на День Суда.
Сенестро ушел безнаказанным. Вернувшись в Маховисал, он работал над тем, чтобы отдалить исполнение пророчества.
А миллионы людей все еще продолжали стекаться к Маховисалу. Паломники прибывали из самых дальних концов Томалии, и в небе над городом не смолкал гул от их воздушных судов. Настали дни, невиданные ранее. Даже Рамды, со всем свойственном им спокойствием, не могли скрыть напряжения. Оно витало в воздухе, заряженном ожиданием и надеждой. Весь мир приближался к тому, что должно было стать днем вынесения его приговора и его конца.
И… «Пятно Жизни» было «Слепым пятном»!
Наконец доктор пригласил обоих молодых людей к себе. Стояла ночь, и их ожидал хрущ. На этот раз управление взял на себя Геос.
— Мы отправляемся в Маховисал, — сказал доктор, — в Храм Колокола и Листа. Мне все еще нужно кое-что выяснить, прежде чем начнется Суд, — он говорил по-английски. — Если мы сможем довести исполнение Пророчества до этой точки и не дальше, нам предстоит убраться восвояси по-доброму. В любом случае, я не думаю, что мы вернемся во Дворец Света.
Он держал в руке черный кожаный портфель, которого коснулся пальцем.
— Если этот небольшой чемоданчик вместе с содержимым пройдет сквозь «Слепое пятно», он послужит скачку цивилизации — нашей цивилизации — до тысячекратного развития. Так что помните: что бы со мной ни случилось, не забудьте об этом чемодане! Он должен попасть на ту сторону «пятна»!
Он замолчал и сел рядом с Геосом. Молодые люди заняли задние места. Вскоре они миновали великий горный кряж и летели над Маховисалом.
Не было слышно ни звука. Хотя город был забит бесчисленными миллионами людей, ожидание достигло такой степени, что над мегаполисом едва ли можно было уловить хотя бы приглушенный рокот. Воздух был тяжел от притяжения, напряжен до предельной степени; отчетливее всего чувствовалось благоговение перед Последним Днем и надежда — она нарастала, накапливалась тем больше, чем ближе был момент истины.
Ибо до Шестнадцатого Дня оставалось всего сорок два часа.
И Чик, и Гарри понимали, что на кон поставлены их жизни — тут доктор не оставил места для домыслов. В последнюю минуту, в последний решительный миг они должны будут пробиться сквозь «Слепое пятно». Один лишь профессор знал, как это сделать.
В храме их встретили дожидавшиеся Нервина и Арадна. С ними был Ян Лукар. Геос позаботился о том, чтобы они попали внутрь через боковую дверь, так что могли осмотреть все здание и «Пятно Жизни», оставаясь незамеченными. Здесь яблоку было негде упасть: тысячи и тысячи людей стояли в благоговейном богослужении, и все как один не сводили глаз с залога всего сущего — «пятна». Не слышно было ничего, кроме шороха множества дыханий.
