Санди заворожено смотрела в глаза учителю, не в силах оторваться. Не меньшее внимание проявляли и остальные ученики.
– Если кто-то из вас уже начал пробовать это с теми, кто вам особенно дорог, я только порадуюсь, – она заметила, как Санди сглотнула, а Макс покраснел и отвернулся, – Но у меня на уроках вы будете в таком и именно таком составе.
– Но если у нас с Хелен возникнут вопросы, мы сможем подойти к вам? – набрался смелости и задал вопрос Макс.
– После того, как я закончу курс. Может быть, вы получите ответы позже. Я никогда не откажу вам в помощи. Никому из вас. Но всему своё время, мои дорогие.
Однажды после занятий Санди и Элиза пошли в гости к подругам, а Макс уехал с родителями Хелен на городскую ярмарку. Тима задержался на площади возле храма, он нерешительно переминался с ноги на ногу и уже догрызал второе кислое яблоко, сорванное с дичка на околице.
– Ты там долго стоять будешь? – спросила Регина и вышла из-за колонн.
– А вы меня видели?
– Это было не обязательно. Весь день ты сидел, так, словно тебя, прости за сравнение, на ежа посадили.
Тима рассмеялся.
– Да, наверное, вы правы. Уж чувствовал я себя точно, так как вы говорите. Я об этом и пришёл поговорить.
– Пришёл, так проходи, – Регина поманила его внутрь храма.
Пространство между колонн, которые, как знал Тима, являлись одновременно и стенами, было разделено всё теми же циновками. Простая конструкция, практичная. И не беда, что не дотягивает до архитектуры. Но когда Регина касалась пальцами плетёных занавесок, раздавалось мелодичное шуршание. Тима подумал, а учитель как будто прочитала его мысли.
– Похоже на то, как она поёт, правда? Мне очень нравится её музыка. Если бы найти мастера нот, записали бы. А, впрочем, – она отмахнулась, – захочет, сама изучит нотную грамоту, когда подрастёт. Ей ведь только пятнадцать, да? Как и тебе. Вы младшие в группе, я правильно понимаю?
Тима кивнул.
– Ну, чем раньше, тем лучше я считаю. Ещё три года тому назад не было курса холистики, пока медиум Лестер не написал свой знаменитый труд о синтезе запада и востока. Я понятно говорю? Вот тебе чай, чтобы было вкуснее понимать, – Регина усадила паренька за скромный стол, на котором лежали книги и письменные принадлежности, сама же села напротив, – Без синтетического обоснования совет медиумов не одобрил бы программу. Но, как видишь, получилось. А потом прибыли беженцы из других стран, те, которые спасались от водорослей. Тогда уже никто не сомневался – нам нужен этот предмет. Между западом и востоком до Утра Смерти было столько различий, что теперь трудно представить. Однако, – она перевела дыхание и поднялась из-за стола, – Теперь это отражено даже в нашей государственной символике. И в центре фигура, которая объединила стороны света – раньше её бы назвали инь-янь третьего тысячелетия, мы же просто говорим «союз». Но ты ведь пришёл сюда не за этими разъяснениями?
Тима кивнул, заворожённый голосом учительницы. Регина наполнила прохладным чаем чашку и протянула гостю.
– Знаешь, Тима, иногда я пишу стихи, когда есть настроение. Вот одно, например:
Дотянись до небосклона
Там в бездонной пустоте
Звёзды сотканной колонной
Млечный путь ведут во тьме
В хороводе искр хрустальных
С тихой песней на губах
К ярким звёздам дальних далей
Я пойду с тобой в мечтах.
– Мне самой очень нравится, хотя я знаю, что это не шедевр. Это было очень давно. Была весна, после Утра Смерти прошло пол века. Мне тогда было меньше, чем тебе и Элизе. Девичьи стихи…. Да, много времени прошло. Но знаешь что, – она вернулась к столу и вытащила из ящика дощечку. На ней почерком Санди было написано.
О солнце в душистой траве
О колючем пении кузнечика
Убежишь, прибежишь и расскажешь мне
Пушистый мой человечишка.
Мокрым носом сквозь пальцы потянешься
Коготками о платье цепляясь,
Ты мурлычешь и мне улыбаешься
Заигравшись, не больно кусаясь.
Побеги, поищи, слышишь шорох у ног?
Я по тонким травинкам в меху
Буду знать, где ты был, мой пушистый дружок
Будто рядышком пробегу.
– Но вот так мне никогда не написать, это так легко, так просто, – она сглотнула подступивший к горлу комок, – Сперва я подумала, что Санди, но ведь ты знаешь, что это не Санди? И Элизе будет трудно выучить ноты, если ты ей не поможешь.
Тима ахнул.
– Вы знаете?! Она это так тщательно скрывает! Даже мы иногда забываем, – парень покраснел, и веснушки на лице стали заметнее.
Регина рассмеялась и потрепала его жёсткие волосы рукой. Рука благоухала растительным бальзамом.
– У меня тоже были сомнения. Я даже как-то подумала, что Элиза просто не умеет писать. Такое бывает, но я не стала обращать внимания. Этому легко научиться. Хочет тихо диктовать Санди, чтобы та записывала, пусть диктует. Для моего курса это не важно. А когда увидела забытую на парте дощечку, задумалась. Потом прочитала это стихотворение и поняла, кто автор. Ну и следом поняла многое другое. Ты ведь заметил, что в нём нет ни одного зрительного образа?
– Да, учитель, Регина, я так рад, что вы поняли меня. И главное, поняли её. Но я хочу ей помочь. Показать ей кое-что. Научить видеть то, что вижу сам. Ведь это возможно? Вы как-то говорили.
Регина улыбнулась, и пристально посмотрела на Тима. От долгого и вдумчивого взгляда он смутился сильнее, хотя и так не знал, куда деть свои руки. То ставил чашку на стол, то брал обратно в руки.
– Это очень близко и сложно, если ты понимаешь, о чём речь. Но, мне кажется, понимаешь. Иногда нет смысла озвучивать всё на свете. Достаточно понимать. Мне кажется, я тебя поняла. Но успех будет зависеть лишь от того, как ты понимаешь себя.
Парень в недоумении наморщил лоб.
– Хм, – вздохнула Регина, – Не бери в голову. Ты пришёл ко мне за помощью, и я тебе помогу.
Им оставалось всего несколько занятий. Ученики уже умели сближаться настолько, что едва не читали мысли друг друга. Их взаимопонимание стало на порядок лучше, чем было до приезда учителя холистики.
– Знаете, я расскажу вам историю из прошлого, – Регина сидела на омытом морем стволе дерева и смотрела на учеников – они расселись на песке с дощечками в руках. – А то всё пишете и пишете. Жили-были два товарища. Один попросил у другого помощи. Не по важному делу, по пустяку. Однако, то дело, о котором он попросил, было профессией другого товарища, ей он зарабатывал себе на бытовые блага. И в ответ на просьбу товарищ сделал ровно столько, сколько его попросили, но не больше, хотя умом понимал, что его просят о большем. Теперь скажите мне, что вы об этом случае думаете?