Во двор въехал темный джип и остановился.
Димка посмотрел на него, прервав свое важное занятие. Джип был его любимой моделью. Мама сказала, что если он будет хорошо учиться, а потом хорошо работать, то он сможет себе купить такой. Дверца бесшумно открылась. В кабине находилось двое. Мужчина за рулем и очень красивая женщина рядом. Они смотрели на мальчика. Если они предложат конфетку, то он не возьмет. Мама строго настрого предупреждала его, чтобы он ничего на улице от чужих дядей и тетей не брал. "Они дают плохие конфеты, потом животик от них болит", — пугала она. Димка поднялся на ноги и исподлобья посмотрел на них. Но конфету красивая тетя ему не предложила. Вместо этого она щелкнула пальцами, и с заднего сиденья поднялась черная голова собаки. Она показалась мальчику огромной. Он очень боялся собак. "Хорошо, хоть задняя дверца закрыта, и собака не пролезет", — подумал он. Словно услышав его мысли, красивая тетя улыбнулась и вдруг открыла заднюю дверцу. Пес выглянул в нее, потом спрыгнул на землю. Малышу сделалось так страшно, как не было еще никогда. Он замер, прижав ручками полунаполненную песком бутылку. "Может, все — таки конфетку предложат. Я бы взял", — обречено подумал он. Пускай лучше животик болит. Поболит и перестанет. "Фас!" — проговорила красивая тетя. Пес заоглядывался, ища врагов. Пес принадлежал к породе бойцовых собак и был воспитан соответственно. У него не могло быть друзей или посторонних. Только хозяин, остальные-враги. Но для начала ему нужно было время, чтобы определить врагов по степени опасности. Так как поблизости никого не было, кроме испуганного малыша, пес остановил на нем взгляд своих красных беспощадных глаз. "Фас, глупая скотина! Фас!" — истерично прокричала женщина. — "Взять его!" Пес подскочил на месте и устремился к жертве огромной стелящейся над землей тенью.
— Господи, как же я люблю такие моменты! — прошептала Инга. — Это так возбуждает. У меня между ног все горит, — она требовательно повернулась к Жорику. — Возьми меня сейчас.
— Ты с ума сошла, — попятился тот. — Тут через пять минут вся городская милиция будет. Надо убираться скорее.
— Ну, хотя бы разочек! — умоляла она.
Визг тормозов заставил ее оставить свою затею. Из-за поворота вылетела "Вольво". Черты лица Инги исказились до неузнаваемости, но сама она сразу узнала "муженька".
— Фас! Фас! — на ультразвуке завизжала она.
Паша услышал сначала крик, а потом разглядел и саму собаку. Нога сама собой вдавила педаль газа. Уходя от удара, пес выскочил на тротуар. Паша следом. От удара соскочил и высоко взлетел колпак с колеса.
Хитрый пес прижался ближе к стене. В такой близости от стены его не достанут. Это слишком опасно для самого человека.
Но, круто вильнув, машина пошла до конца и впечатала зверюгу в стену. Тишину двора разорвал душераздирающий вой. Пес недоумевал. За что его? Ведь он так хорошо выполнил команду.
Султанов подбежал, подхватил на руки Димку, и тот тотчас вцепился в него своими ручонками.
— Папка, ты почему так долго не приходил? А где собака? — прошептал сын.
Султанов оглянулся, успев заметить улепетывающий джип. Рядом в нескольких шагах лежал и скалился в предсмертной улыбке Викинг.
Султанов приехал за полночь. Поначалу даже проехал мимо дома. Не узнал. Потом он понял, что в доме горит свет. Оказывается, Сорокин время даром не терял и за время его отсутствия провел свет.
Звучала музыка. В зале на первом этаже был накрыт столик. Наполовину пустая бутылка водки, пустая бутылка из-под вина, колбаса, грибы в маринаде, лук свежий, батон в полметра длиной. И никого. Султанов задумчиво опрокинул стопку водки, закусил наспех сооруженным бутербродом, хлеб для которого даже не отрезал, а оторвал. Услышав голоса из кухни, пошел на шум. Все трое были здесь.
Султанов спросил у Сорокина:
— Так куда ты дел пистолет?
— Какой пистолет? — переспросил Алексей.
— Который ты забрал у Латыша, — уточнил Султанов.
— Ты откуда об этом узнал? — удивился Сорокин. — Наверное, женщины не выдержали. Они нашли его в одежде.
— Ты же знаешь, мне совершенно необязательно рассказывать, я все узнаю сам.
— Ну да. Феномен.
— Ты от ответа не уходи. Почему ты не сказал мне о пистолете перед встречей с Громовым. Мы могли бы пригрозить ему, а не колотить до бесчувствия, чем не попадя.
— Откровенно говоря, я испугался, — признался Сорокин.
— За генерала?
— За тебя. У тебя были такие бешеные глаза. С такими вытаращенными зенками только глупости творить. Ты мог его убить!
— Отдашь пистолет мне. Он завтра может мне сгодиться.
— Что случилось? Ты виделся с женой Латыша?
— Не с женой, а с вдовой, — уточнил Султанов. — Это успеется. Я со своими виделся.
— Да? Как они там? — воскликнул Сорокин, немало удивленный этим обстоятельством.
Султанов надолго замолчал. Да и как все расскажешь? Как он, сжимая сына, вошел в дом, который оставался ему родным несмотря ни на что. Как Зина, выйдя из кухни и по-домашнему вытирая руки передником, спросила у него, будто не был никакой свары и разлуки:
— Чай пить будешь?
Димка не слазил у него с коленок, лопотал о собаках.
— Что за собаки? — обеспокоилась она.
На что он ответил, что с одной собакой разобрался сегодня, с остальными разберется завтра.
— С собаками мне надо завтра разобраться, — проговорил Султанов. — Мишка Огузлов, он же Слон, собак взялся без намордника выгуливать. Вот я ему назавтра намордник на самого надену.
— И для этого тебе понадобился пистолет? — подозрительно спросил Сорокин.
Попив чаю, он уже собрался уходить, когда Димка отчаянно вцепился ему в руку, а Зина вдруг спросила:
— Может, останешься?
В этот момент паспорт с чужеродным штампом из загса стал жечь ему сквозь карман.
— Сейчас не могу, но я вернусь. Обязательно вернусь, — пообещал он.
Он шел к машине, а они смотрели на него в окно. Два самых родных человека. И чтобы их вернуть, Султанов был готов пройти через многое. Через все.
Султанов ехал в "Питомник". Его сопровождал Сорокин, от которого Паше не удалось избавиться, несмотря на все его увещевания. Паша хотел уйти незаметно, но Сорокин встал в 6 утра.
— Мне надоело вытаскивать тебя из бесконечных передряг, — вспылил Алексей. — У меня такое ощущение, что ты ищешь их специально. Скучно тебе.
— Для писателя важен жизненный материал, — подначивал его Султанов.
— Вот-вот. Если тебе нужны ощущения, но почему я должен за это страдать? Нос у меня прошел, я теперь и на свидание к девушке могу пойти. Она уж, поди, заждалась.