– Две минуты – это, по твоему, долго?
Полина задумалась.
– Я сразу повёлся, – даже с какой-то горечью поведал Пьер. – Со мной раньше такого никогда не было.
Полина улыбнулась, от чего на её щеках появились аккуратненькие ямочки.
– А почему? – Кокетливо поинтересовалась она. И с интересом взглянула в зеркало заднего обзора над головой своего спутника, пытаясь поймать его глаза. Она услышала не совсем то, что ожидала, и потухла.
– Жалко мне тебя стало.
– Почему это? – В голосе девочки прорезался неожиданный басок.
Пьер промолчал.
– Ну и ладно, – буркнула Полина. – Очень надо.
Некоторое время ехали молча. Полина нянчилась с черепашкой и исподтишка, стараясь, чтобы это было не очень заметно, наблюдала за своим неожиданным спутником. Который раз она думала, как же всё-таки хорошо, что она выбрала именно его. И как здорово получилось, что он согласился её везти. Сейчас ей почему-то показалось, что на дальних перевозках специализируется тот, с неприятными усиками.
– Хочешь что-нибудь послушать? – Прервал её размышления Пьер.
– Что?
Тот вытащил из бардачка завёрнутый в целлофановую упаковку диск, вставил его в проигрыватель. Тут же ударили аккорды мелодии со знакомым мотивом.
Всё
В тумане, волчьи тропы
Кочки
Посреди болота
Целый
Век идём по следу
Ни души
В округе нету.
Темнота
Дыры чёрные вокруг
Наши ноги
Тонут в мгле бездонных луж
Крест на небе
Под ногами кровь и ад
Мы дойдём
Нет у нас пути назад
Мы
Оружье на прицеле
Держим
И стремимся к цели
Лес
Хрипит и воздух стонет
Нас
Ничто не остановит
Темнота
Дыры чёрные вокруг
Наши ноги
Тонут в мгле бездонных луж
Крест на небе…
– Выключи! – Слабым голосом потребовала Полина.
Пьер нажал на паузу.
– "Лунные дети", – даже с какой-то обидой в голосе сказал он.
– Мне не нравится.
– Я думал, у вас на Земле это модно.
– Было модно. Три года назад. Нафталин! – Кратко пояснила она. – Даже тогда мне это не нравилось. Тем более, сейчас.
– Почему?
– Не нравится – и всё тут! У тебя больше ничего нету?
Пьер извиняющееся пожал плечами.
– Ну и ладно, – решила Полина. – Давай просто поболтаем. Так интереснее.
– О чём?
– О чём-нибудь. Расскажи мне про Цитрею.
– А чего тут рассказывать? Живём потихонечку. Никому не мешаем…
– Никому не мешаем, – перекривляла его девочка. – Чем вам Земля-то не угодила?
– Это ты о чём? А-а, – понял он. – Так это не я. По мне, так вообще, чем больше начальства, тем лучше. Защищённее себя чувствуешь.
Полине стало смешно. "Это не я". Совсем детское оправдание. Словно мальчик в детском саду.
– Во всём, значит, виновато злое правительство? – Уточнила она
– Не такое-то оно уж и злое, – флегматично ответил Пьер – У людей свои цели, у них – свои.
– У вас в правительстве, значит, не люди сидят? Зомби?
Пьер вздохнул.
– Согласись, не могу же я оправдываться за целую планету?
– Если я правильно поняла, то заварушка у вас тут была ещё та. Восстали все – от младенцев до стариков.
– Так когда это было…, – отмахнулся Пьер
– Двенадцать лет назад, – сухо, словно справочный автомат, сказала Полина.
– Тогда мне было десять лет.
– Самый возраст, чтобы патроны подносить. Или часовых к взрослым дядям в подворотни заманивать.
– Зачем – заманивать?
– Что, книжек про войну не читал? Идёт патрульный по улице, а из подворотни пацанчик грязненький выбегает, что-нибудь лепечет, типа, помоги, тянет его за собой, только солдат за угол зайдёт – его два здоровых мужика дубиной по голове – и адью. А пацанчик убегает новых жертв искать.
– Ничего подобного! – Горячо возразил Пьер. – Я вообще в ополчении не участвовал. Вот отцу досталось – будь здоров. До сих пор левой рукой кушает.
– А что он говорит по поводу восстания? – Заинтересовалась Полина.
– Говорит, дураком был. Пообещали каждому по земельному участку – вот он и согласился. Всё было в розовом свете. Даёшь свободу! Демократическую конституцию! Демократию! Будь она неладна, эта демократия!
– Демократией пользоваться надо уметь. Любую, даже самую хорошую идею, можно извратить до абсурда.
– Ты против демократии?
– Я против того, что иногда называют демократией. Американские Штаты тоже, кстати, гордились, что они – демократическая держава. И чем всё закончилось?
– Не надо всё смешивать в одну кучу. Мухи, как говорится, отдельно, котлеты – отдельно. Политика и катастрофа в биологической лаборатории – это совершенно разные вещи!
– Ага, как же! Если бы лаборатория была мирная – это одно, я бы тогда даже и не спорила. Но ведь она была военной и относилась к какой-то спецслужбе, не помню уж, как там эта структура называлась. – Полина перевела дыхание. – Ты вообще как – историю знаешь? Почему тогда мне приходится объяснять такие простые вещи? Только при извращённой демократии возможно положение, когда Навигаторы, которые призваны исполнять волю народа, делают такое, под чем ни один психически полноценный человек не подпишется.
– Ты имеешь в виду, что сейчас у вас на земле нет ни одной секретной военной лаборатории?
Полина покраснела. По-настоящему: лицо побагровело, покраснела даже шея под вырезом кофточки.
– Все наши лаборатории контролируются Навигаторами, – пролепетала девочка. – А они знают, что делают.
Пьер вдруг очнулся. Он понял, что говорит всего-навсего с ребёнком.
Полина правильно поняла его замешательство.
– Я просто политологией увлекаюсь, – зачастила она. – Очень даже интересная наука. Тем более, я говорила, что умная, а ты не верил. Теперь убедился?
Полина была готова говорить всё, что угодно, лишь бы Пьер снова не затронул прошлую тему.
Он нейтрально пожал плечами, его можно было понять и так и так.
– Я вот только одного не могу понять, сколько можно на одни и те же грабли наступать? Одно и то же повторяется всюду: сначала требование независимости от Земли, потом получение этой самой независимости, и наконец стремительное падение до первобытнообщинного уровня развития.
– Насчёт первобытнообщинного – это ты, конечно, загнула.
– Загнула, – согласилась девочка. – Но, согласись, после того, как вы получили автономию от Земли, жить здесь стало немножко хуже.
Пьер пожал плечами:
– Лично мне удобств хватает.
Полина засмеялась:
– Понимаешь, для меня все эти ваши удобства, – она выразительно обвела взглядом салон автомобиля, – примерно то же самое, что для вас – каменный топор.
– Мне удобно.
– Ты просто не знаешь, что такое удобство на самом деле. А с точки зрения самой примитивной рациональности введение новых технологий гораздо дешевле и проще, чем реанимация старой техники. И только из-за вашего поведения двенадцать лет назад никто не горит желанием везти на Цитрею что-то новое. До сих пор, наверное, пашете поля на тракторах, которым лет двести – не меньше.
