Вот тогда и возник между ними Барьер — сплошная прозрачная перегородка от пола до потолка, поделившая Сферу на две равные части. Пройдя через центр зала. Барьер разделил пополам и оранжевый круг — вместо большого общего «подноса» Марко и Филипп имели теперь по половинке.
Барьер в отличие от самой Сферы был абсолютно непроницаемым для инструментов и изолировал бы людей друг от друга полностью, если бы не десятки отверстий в палец толщиной — через них проходил звук, через них можно было передавать небольшие предметы.
Барьер разгородил их, но не убавил взаимной неприязни. Марко и Филипп пробовали не замечать, что делается на чужой половине, но скоро убедились, что это бесполезно: в их тесном прозрачном мире притворяться, что ты один, было невозможно. И опять пошли попытки задеть, уязвить друг друга. Марко рисовал на Филиппа оскорбительные карикатуры и, свернув их трубочкой, просовывал через дыры в Барьере; Филипп же, стоило Марко задремать или задуматься, принимался распевать обидные куплеты собственного сочинения. Страсти накалялись, и лишь сознание того, что человек за Барьером — реальность и что хочешь, не хочешь, а с ним предстоит соседствовать в Сфере месяцы, годы, может, даже всю жизнь, несколько сдерживало проявления враждебности.
Они возобновили свой бесконечный шахматный турнир; много времени проводили у своих полукругов, изощряясь в получении всяческих предметов, — кучи хлама, которые собирались после их экспериментов, они потом стаскивали в места для отходов, и те в какой-то неуловимый миг исчезали. Но однажды в куче у Филиппа Марко заметил железную трубку. Что это значит, он определил почти сразу: ствол, ружейный ствол, Филипп работает над созданием оружия и, как только представит устройство настолько ясно, чтобы Сфера поняла, он это оружие получит. Зачем? Яснее ясного — чтобы убить его. Выход один: опередить…
Марко перестал рисовать шаржи на Филиппа. Вместо этого он теперь чертил по памяти пистолеты, винтовки, автоматы — пока не понял, что «изобрести» огнестрельное оружие не сможет, хотя и сотни раз стрелял из него. Даже если бы ему удалось с помощью примитивных инструментов одолеть механическую часть, что сомнительно, состав пороховой смеси он не представит. Лук со стрелами можно было бы сделать без труда, но он с детства не держал лук в руках и тренироваться в Сфере негде. А всё решит первый выстрел — он должен быть точным, как из винтовки, которую делает Филипп.
За трое суток напряжённой работы Марко составил чертёж простого, но вполне надёжного арбалета.
…Они долго стояли друг против друга со взведёнными арбалетами. Затем сообразили, что до бесконечности так продолжаться не может.
— Ну, что дальше будем делать? — спросил Филипп.
— Не знаю. — Марко облизнул пересохшие губы.
— Уничтожь свой арбалет.
— Чтобы ты меня тут же пристрелил?
— Я свой тоже уничтожу.
— А потом дождёшься, когда я засну, и сделаешь такой же.
— Но ведь и мне надо спать… Да, пожалуй, и я не рискнул бы заснуть без этой штуки под боком.
— То-то и оно. Мы не можем доверять друг другу. Придётся всё время быть начеку. Только давай договоримся: от Барьера держаться на одинаковом расстоянии. Для начала.
— Для начала давай присядем. Марко, я устал стоять. Они осторожно сели, арбалеты устроили на коленях.
— Зачем ты хочешь меня убить. Марко?
— Я — тебя?! Это ты давно задумал со мной разделаться. К счастью, я придумал арбалет прежде, чем ты сделал своё ружье.
— Какое ружье?
— Такое, такое. Думаешь, не знаю? Но теперь ты ко мне не сунешься.
— И ты ко мне не сунешься, чёрт тебя побери.
— Ну и отлично.
— Вот и хорошо.
Они помолчали. Обоим было ясно, что ничего хорошего в ситуации нет. Кончиться всё это могло лишь одним: когда нервы от постоянного хождения «начеку» сдадут, кто-то сделает первый выстрел — и тот, кто стреляет точнее, останется один. А через неделю сойдёт с ума.
— Может, заделать дыры? — предложил Марко.
— Как ты себе это представляешь?
— Ну, получим из круга деревянные клинья, забьём… — Марко осёкся. До него дошло, что забивающий, вколачивая пробку в одну дыру, непременно окажется перед другой и будет практически незащищённой мишенью.
— И всё-таки, Марко, — произнёс Филипп. — Давай хоть пока избавимся от наших игрушек.
Марко угрюмо кивнул.
Не сводя друг с друга глаз, они попятились к дальней стене, медленно сложили под неё арбалеты, сделали по шагу в сторону. Арбалеты растворились в воздухе.
— Стой, не подходи к кругу! — выкрикнул Марко, заметив, что Филипп отходит от стены.
— Ты что, спятил? Я пить хочу.
— А если вместо стакана воды ты закажешь что-нибудь поинтереснее? Не подходи!
— Что же, мы теперь не будем ни есть, ни пить?
— Раз ты такой смелый, может, дашь мне подойти к кругу первым? — Марко шагнул к центру зала.
— Стой на месте! Я тоже не верю тебе. Марко…
Они едва вздремнули в эту ночь, почти не сомкнули глаз и в следующую. Только днём рискнули немного поспать — полусидя, вжавшись каждый в свою мёртвую зону. Ели одновременно, каждое движение друг друга сопровождали подозрительными взглядами.
— Марко, всё это плохо кончится, — сказал Филипп. — Надо искать выход.
— Откуда: из ситуации или из Сферы?
— Это одно и то же. Марко. Я уверен, из нашего плена должен быть выход.
— Это точно, — согласился Марко и заговорщицки подмигнул. — Слушай, Филипп, похоже, у меня есть идейка. Тебе не кажется, что мы сами выстроили этот Барьер — испугавшись самих себя? Мы ведь оба тогда как следует струхнули. Желание у нас было общее, и Сфера его выполнила.
— Даже если и так, что с того?
— А то, что мы должны вместе изо всех сил захотеть что-нибудь такое, от чего и Барьер, и Сфера развалятся на куски!
— Марко, я уже давно хочу этого изо всех сил!
Не сговариваясь, Филипп и Марко подошли к Барьеру, приложили ладони к прозрачной перегородке в символическом рукопожатии и впервые за столько дней улыбнулись.
…Над кругом уже показалось несколько зелёных ветвей, и листья на них были самые настоящие дубовые — узкие у основания, к середине расширяющиеся, с резными закруглёнными краями. Но само дерево никак не прорастало. Это должен был быть дуб — единственное крепкое дерево, о котором оба они имели достаточно чёткое представление. Филипп продумал, как дуб должен выглядеть, а Марко нарисовал эскиз: могучие корни, глубоко уходящие в землю, кряжистый ствол, раздвоенная вершина.
