тогда приписываете виденные нами феномены?
— Очень просто: приливу.
Этот ответ, произнесенный самым спокойным тоном, заставил старого ученого попятиться.
— Приливу? — пробормотал он. — Вы приписываете это приливу…
Михаил Васильевич не кончил и, обратившись к Гонтрану, сделал знак, что, по его мнению, мозг инженера находится не в порядке. Сломка в свой очередь пожал плечами.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, за мои рассудок, и послушайте лучше, что я скажу… По моему мнению, все виденное нами — следствие сочетанного притяжения Солнца и Земли. Я убежден, что этого притяжения было совершенно достаточно, чтобы глубоко всколебать лунную почву, изменить форму кратеров, переместить горы, словом, вызвать в лунной почве те же явления, какие притяжение Луны вызывает в земных океанах.
Старый ученый уже не смеялся: он размышлял. Вдруг с кормы воздушного судна послышался голос Телинги:
— Я узнаю местность.
— Где же мы? — спросил Гонтран.
— Над морем Кризисов…
— Mare Crisium, — с важным видом вставил граф.
— …А через двадцать четыре часа перелетим экватор.
Услышав это, Джонатан Фаренгейт неистово зааплодировал.
— Браво!! — громовым голосом закричал он. — К чёрту эти дурацкие кратеры! Долой эти глупые каучуковые мешки, в которых мы имеем вид мумий!
Старый ученый с презрительной улыбкой взглянул на прозаичного янки и прошептал на ухо Гонтрану:
— Vulgum pecus [10]!
Молодой дипломат постарался изобразить на своей физиономии полное согласие с отцом Елены, хотя в душе он совершенно сочувствовал янки.
— Что касается меня, — проговорил он, — то я вполне доволен нашим путешествием, которое убедило меня во многих интересных фактах… Да, неизмеримы силы природы, и мы потому лишь иногда обвиняем их в недеятельности, что мерим на свой аршин, в сущности же их деятельность разлита повсюду: они двигают и скалы в кратере вулканов, и звезды в бесконечном просторе небес.
Михаил Васильевич одобрительно кивнул головою, Сломка же потянул своего приятеля за рукав.
— Славная фраза! — прошептал он. — Откуда только ты ее вычитал?
— Конечно из творений своего знаменитого однофамильца.
Прибытие на Маулидек. — Нетерпение старого ученого. — Оригинальный план. — Фаренгейт остается сторожить Шарпа. — Починка вагона. — Новый способ передвижения. — Затруднения. — Совет Фаренгейта. — Сэр Джонатан превращается в маляра, а граф и его друг — в плотников.
Стояла глубокая полночь, когда аэроплан с нашими героями прибыл в Маулидек, главный город Луны, где был назначен конгресс селенитов. Усталым путешественникам отвели для помещения обширную залу, где они и должны были дожидаться окончания долгой лунной ночи. Теодор Шарп, всё еще охваченный обмороком, был положен в одном углу залы, ящики с драгоценным минералом — в другом.
Отдохнув от трудной дороги, наши знакомцы принялись думать о предстоящем продолжении своей экспедиции. Михаил Васильевич хотел, как можно скорее, окончательно распроститься с Луной, чтобы не упустить благоприятного положения Венеры, назначенной второй станцией межпланетного путешествия. Занятый этой мыслью, старый ученый не мог дождаться конца ночи.
— Да успокойтесь, профессор, — пробовал уговаривать старика инженер. — Человеку, собирающемуся объехать все небесные миры, надо иметь побольше терпения. Что же вы заговорите, когда попадёте в такие страны, где царит вечная ночь?
— Да, да… — с серьезным видом подтвердил Гонтран. — Ведь в небесных пространствах столько разнообразных земель, что, наверное, есть среди них и такие, обитатели которых принуждены вечно спать, тогда как жители других, наоборот, не спят никогда.
Приняв слова обоих друзей за насмешку, старый учёный не отвечал и, повернувшись спиной к ним, принялся наблюдать Венеру, которая ярким зеленоватым светом сияла на темном небосклоне…
Наконец, к великому удовольствию Михаила Васильевича, ночь миновала, показалось Солнце, и можно было приступить к сборам в отъезд.
— А знаете, профессор, — обратился к старику Сломка, — мне пришла в голову блестящая идея.
Старый ученый, принявший за правило относиться подозрительно ко всем идеям Сломки, нахмурил брови.
— Ну, ну, говорите, — проворчал он голосом, не заключавшим в себе ничего одобрительного.
— Хорошо бы, — с таинственным видом сказал инженер, — дать этим селенитам понятие о нас, как о существах чудесных.
— Что же, по вашему мнению, надо сделать?
— Покинем Луну в самый день конгресса…
— А еще лучше, — перебил своего приятеля Гонтран, — отправимся на Венеру прямо из среды собрания селенитских учёных.
Профессор с вопросительным видом взглянул на своего будущего зятя.
— Ведь мы знаем, — объяснил тот, — где соберутся селениты, чтобы выслушать наши сообщения. Ну, так постараемся разыскать поскорее наш вагон, приведем его в порядок, перенесём на место собрания и с последним словом наших речей, среди грома аплодисментов, улетим от поражённых удивлением селенитов.
— Как Магомет из-под носа своих последователей, — вставила Елена.
— Или как Годар, во время одного из праздников в окрестностях Парижа, — с улыбкой заметил Вячеслав Сломка.
Один старый ученый оставался серьезен.
— Ну, так идёт, профессор? — спросил его инженер.
Михаил Васильевич не отвечал, продолжая раздумывать. Если бы оригинальный план отъезда был высказан одним Сломкой, легкомысленным хвастуном Сломкой, то старик, без сомнения, отверг бы его. Но мысль инженера встретила сочувствие в таком солидном и ученом человеке, как Гонтран Фламмарион. — и потому профессор, после некоторого колебания, согласился улететь с Луны в самый день конгресса селенитов.
— Ладно, будь по-вашему, — проговорил он. — Но в таком случае нам надо поскорее разыскать свой вагон и поправить его: я думаю, он потерпел немало повреждений.
— О, это не составит никакой трудности, — заявил Сломка.
После непродолжительного совещания решено было всей компанией отправиться сначала в Кюир, а оттуда к месту падения, чтобы отыскать летучий вагон и переправить его на пункт, назначенный для отъезда.
Но когда наступил момент осуществить этот план, Джонатан Фаренгейт наотрез отказался следовать за прочими.
— Отправляйтесь без меня, — сказал он, — а я останусь здесь… Взамен же меня вы можете захватит с собой хоть того же Телингу.
— Но что вы станете делать здесь? — с удивлением спросили американца прочие путешественники.
— Я буду наблюдать за Шарпом и не отойду от него ни на шаг, — отвечал упрямый янки.
— А ведь это правда! — вскричал Сломка: — Шарп в таком положении, что его немыслимо оставить одного.
— Господа, — обратилась к компании Елена, — тогда самое лучшие — поезжайте вы в Кюир вчетвером, а я здесь останусь заботиться об этом несчастном.
— Ну, нет! — воскликнул Гонтран. — Михаил Васильевич, пожалуйста не позволяйте m-lle Елене оставаться одной с этим человеком.
— Чего же бояться? — спросила молодая девушка. — Вы видите, что этот несчастный не в состоянии сделать ни одного движения. Если бы не его дыхание, можно было бы принять его за мертвеца.
— Все это так, дорогая моя, — возразил граф, — но тем не менее я никогда не допущу чтобы вы остались наедине с ним.
Все ждали окончательного
