Трясущимися руками мадам вынимает кошелек.
- Сто... сто десять... Ваши сто двадцать, госпожа. И... еще сорок за перстень.
Я уже не пересчитываю, не веря удаче. Сложив и это в пояс, поворачиваюсь к зеркалу, желая поправить покрывало...
...и вижу в нем то лицо, что когда-то отражалось в зеркальном водовороте Круга Света. Те же точеные черты с налетом вечности, изумрудные глаза... и бледное зеленое пламя, окружающее черный агат.
Ай да Утугэль! Это значит, носящая эту подвеску любому видна в истинном облике? Ну, Волчара, не понимаю, почему ты до сих пор не шаман! Или... каковы же ваши шаманы, если простые Волки умеют ТАК смотреть!
- Мы в расчете, - говорю я как можно холодней и тороплюсь покинуть сцену. Уже по дороге, под поспешно наброшенным покрывалом, отцепляю подвеску и зажимаю в кулаке. Хватит с меня на сегодня локальных чудес...
...- Что так долго?
Лугхад сидит на крыльце и любуется звездами. Гитара, как всегда, рядом.
- Сам знаешь - у меня ничего не делается просто. На этот раз вышли... э-э... танцы с Волками.
- Сколько дали?
- Не вдаваясь в подробности - двести семьдесят новыми.
- Не бывает, - Он откидывает голову назад, волосы волной стекают с плеч. - Да, на такие деньги можно и прикид...
Совершенно не удивился. Ничего, это поправимо...
- Смотри, - я осторожно кладу Ему на ладонь Утугэлеву подвеску. - Подарили. Без объяснений. Сказали, ты все знаешь.
- Кто подарил?! - Его равнодушия как не бывало, даже, кажется, глаза начали светиться в темноте.
- Опять же если без подробностей - один Волк постмолодого возраста.
- Тогда еще ничего, - Он переводит дух. - Это знак Черной Луны. Очень сильная вещь... и небезопасная. Тебе лучше никогда его не носить.
Даже так?
- А можно подробнее, Лугхад?
- Не сейчас. Если честно, у меня уже слипаются глаза. Завтра утром, идет?
- Завтра так завтра, - соглашаюсь я. - Я тоже ужасно хочу уткнуться в подушку...
Терцет III. УТЕШЕНИЕ ДУХА
"И СКРЫЛИСЬ ОТ ВЗОРА БОГОВ..."
ОТЛИЧНЫЙ ДЕНЕК СЕГОДНЯ У НАС...
Двадцать шестое августа.
День святой Элеонор Гинтаринской.
День Благодарения.
И мой день рождения.
В этот день я просыпаюсь рано утром. Тишина. Лугхад разметался волосами по подушке и улыбается во сне. Чтобы не ранить эту хрупкость утра, я двигаюсь почти бесшумно, и ведро не гремит в моих руках, когда я беру его и отправляюсь за водой.
Утренний холодок осторожно трогает мои обнаженные плечи, тонкой струйкой втекает под одежду. Небо затянуто жемчужным покровом, солнца нет, но и дождя, судя по всему, не предвидится... Тихо в мире. Бодрствую я одна. Кармэль еще не скоро проснется - сегодня можно, сегодня праздник. Никто не увидит, как я беру воду из колодца, который пересох не один десяток лет назад.
Вокруг колодца разрослась пышная крапива выше человеческого роста. Когда я только-только появилась здесь, она была маленькая, чахлая и пребольно жглась - станешь тут злобной, когда тебя то и дело подчистую обдирают на щи! Спасибо ей - ведь у меня нет власти над водой, и оживить колодец не в моих силах, однако... достаточно было моего появления, чтобы крапива буквально обрела вторую жизнь. Родню почуяла... А уж как ей удалось воду притянуть, я и по сей день не знаю. Знаю только, что днем колодец по-прежнему сух, да и ночью вода вроде как для одной меня (Лугхад не в счет, он к колодцу не ходит).
Им виднее, здесь решаю не я. Неизвестно ведь, отчего из колодца ушла вода - обиделась на здешних или действительно здесь ее так мало, что дай-то боги нам с Безумцем напиться...
Ныряю в крапиву с головой - она тут же радостно стряхивает на меня всю накопленную за ночь росу... (С этим я родилась еще в раннем детстве спокойно рвала зеленую злюку, как травку-лебеду, даже жевала, а на потрясенные возгласы отвечала с хитринкой в глазах: "А она меня знает, вот и не кусается..." Я - это она, и она - это я, недаром я зовусь Аргиноль. И обе мы - Зеленое Пламя.) Налегая на ворот, с усилием вытягиваю из колодца ведро, полное на две трети - больше мне просто не удержать. И, не умея терпеть, пью прямо из ведра, поставленного на край, и пригоршнями бросаю в лицо чистую холодную воду. Видели бы меня сейчас матушка Маллен или Китт - без сомнения, приняли бы за колдунью. И были бы абсолютно правы...
Ну как я могу объяснить вам, что такое мой Месяц Безумия?
Laig Naor. В переводе с Языка Служения - Зеленое Пламя. Та единственная вещь, что отличает женщину от девы - так учила меня Лайгалдэ. О, я много раз видала, как, озаренные этим пламенем, волшебно изменяются лица мужчин...
Было время, когда и я принимала сладостный огонь мимолетного желания за Зеленое Пламя. Но - это совсем иное, не жажда наслаждения, но пламя на алтаре фанатичного служения Жизни... Для тех, кто этого не чувствует, понятнее объяснить не могу.
Ключевое слово тут - "готовность". Под поцелуями солнечных лучей пробуждается самая сущность земли, и она тянется к солнцу в ответной ласке - ветвями деревьев и побегами трав, и крыльями птиц, поднявшихся в синеву, и устремленными к небу в беспричинной радости людскими взглядами. И когда в природе загорается Зеленое Пламя, мы не говорим более о весне, но называем это: "Лето пришло".
Я люблю эту пору, как и все живущие, но не она период моей наивысшей силы. Мое время приходит в августе, когда земля утомлена солнцем. Воздух тягуч, и тяжесть золота оседает на губах и веках. Пора усталости, пора отдыха - в это время природа сравнима только с женщиной после страстной ночи, как в индийской поэзии, когда она лежит на плоской крыше своего дома, а любимый показывает ей на небо: "Видишь? Это Большая Медведица, это Кассиопея, а вон там - Полярная звезда".
Вы видели, сколько звезд летит к земле августовскими ночами, чтобы ни одна пара на плоской крыше не осталась обделенной?
В эти дни Зеленое Пламя горит в природе как никогда ровно и сильно. Это время отдачи, время плодов - выполнен извечный долг по поддержанию и возобновлению жизни, и не весенняя искрометная радость - удовлетворенное счастье переносит нас из августа в сентябрь.
Но законы стихии Жизни суровы, и один из них - вечное обновление. "Цветы, что отцвели, не должны омрачать взор, и их сжигают"... И после того, как плоды собраны, Зеленое Пламя достигает своей наивысшей силы, и в неистовстве своем делается просто пламенем, и пожирает ту, что теперь свободна от долга и в лесах и парках загораются костры золотой листвы. Пламя, очищающее и обновляющее, вечное прекрасное самосожжение во имя Жизни - собственная жизнь, как последняя жертва, какую только можно еще принести служению.
И тогда я, слитая с природой в единое целое, добровольно избравшая непокой и вечные перемены своим счастьем, обретаю свою полную силу, но теряю равновесие до тех пор, пока не догорит пламя осени. И, как и все вокруг, напрасно жду, что дожди погасят этот огонь до срока. Как пьяная или безумная, брожу я по лесам и городским улицам, пью мир, захлебываясь, шепча строки своих и чужих Слов: "Я знаю только, что горю и, видимо, сгорю..." Где и когда найдется равный по этому яростному накалу - мне, рожденной в самом средоточии Зеленого Пламени и избранной им в служительницы?! Разве что Он, Безумец, да еще те двое, что возжигают пламя Синее и Лиловое...
