Нащупав в бардачке телефон, он позвонил.
— Алло? — Оленькин голос взволнован.
— Ты в больнице? — проговорил он.
— Да. Когда приедешь?
— Слушай меня внимательно. Домой не приходи, это опасно. Выброси сим-карту, не звони мне и не ищи встречи. Беги из города…
Молчание. Тяжёлое дыхание.
— Эд, что… Что случилось, Эд?
— Они пришли. Помнишь, я рассказывал про тех, кто приходит делать зачистки, когда мы не справляемся?
— Да. Но он же сдох! И ты в этом убедился!
— Они пришли не за ним. В городе появился кое-кто более опасный.
— Мы с ним не справимся? Эд, мы же справимся! Мы же…
— Оленька, это не он. Это ты. Мне жаль. Тебе опасно здесь находиться. Уезжай. Не звони и не пиши. Найди тихое место, где мало людей. Я не смогу ничем тебе помочь, я у них на крючке, ты — ещё нет.
Он ожидал рыданий, просьб о помощи, но девушка на том конце сигнала молчала. Хирург представил, как она держит трубку возле уха, и её взгляд делается пасмурным, тёмным, как море во время грозы.
Возненавидь меня, мысленно просил он. Будет кровоизлияние в мозг, как у того бычка, и всё. Когда они явятся… что тогда? Предателей не щадят. Выбор сделан. Обратного пути нет. Бежать поздно. Да и есть ли смысл?
Возненавидь меня!
— А ты? Тебе не опасно? — прошептала она.
— Обо мне не беспокойся. И не приходи больше. Скорее всего, тебя будут ждать.
— Не прощу себе, — всхлип. — Из-за меня…
— Со мной ничего не случится. Даже если случится, ты ничего не изменишь. Обещай.
— Нет, — заскулила она. — Не могу, не буду обещать!
— Если ты переступишь порог, я буду вынужден тебя предать. Это буду уже не я, понимаешь? — он перешёл на крик. — У меня не будет своей воли! Сейчас же уходи из больницы и не вздумай спрятаться там, где я мог бы подумать. Лучше уезжай из города.
— Эдуард, я…
— Не смей мне больше звонить! — он отключился.
Закурил, нащупал бутылку коньяка, открыл и выпил из горлышка. Закашлялся. Всё это напрасно. Оленьку они всё равно найдут. Если бы он поступил иначе… Даже мысль об этом казалась подлостью. Если не эти, так другие. И ничего нельзя сделать, он просто не сможет, даже если захочет. Будь, что будет!
Он выжал газ — машина, взревев, рванулась с места. Прежде, чем поехать домой, он отправился к морю, нырнул, обсох, окинул взглядом пляж, прощаясь.
Выходя из машины, Хирург переложил револьвер из бардачка в карман. Потоптался у входа в квартиру, сунул ключ в замочную скважину, толкнул дверь. Ноздри защекотал сигаретный дым. Здрасьте, незваные гости!
В зале на диване развалился чернявый мужчина, волосы его были уложены гелем и топорщились ёжиком. Из глубин тёмных глаз взирала бездна.
— Вот и вы, Эдуард Евгеньевич Лыков.
— Эдуард, я…
Гудки.
— Я тебя… — она упёрлась лбом в стену.
Сознание как будто отупело. «Я никогда не предам тебя» — это правда или ложь? Чувства говорили: правда. Разум: ложь, он просто хочет избавиться от тебя, ты ему как кость в горле. Нечестно. Так — нечестно. Пусть я лучше буду тысячу раз мутантом, чем… И так нечестно. Пусть лучше он тысячу раз отречётся, чем ему будет что-то угрожать. Что теперь делать? Как проверить? А если он прав? Если меня и правда ищут. Господи, за что это мне?
«Просто делай, как я говорю, и всё будет хорошо». Даже сейчас? Как может быть «всё хорошо», если я никогда его не увижу?
Нужно попытаться поверить. Он говорил, что в больнице задерживаться не стоит.
Пока ординаторская пустовала, Ольга забрала со стола запечатанный вафельный торт и бананы — неизвестно, когда теперь удастся поесть — надела рюкзачок. Вещи и документы остались у Эда, в кармане жалкий полтинник. С таким богатством далеко не уедешь. Даже если бы у неё была тысяча долларов, она бы осталась. Затаилась бы где-нибудь за городом и ждала.
Зазвонил телефон. Эдуард? На экране высветилось: Ким. Проклятье!
— Алло, — сказала она как можно более бодро.
— Колючка! Что ты делаешь?
— Думаю, как провести день, — ответила она и почти не солгала.
— Свободна, значит. Давай вместе?
— Что?
— Подумаем, как провести день.
— Предлагай.
— М-м-м… Встретимся, кофе попьём.
— У меня приступ мизантропии. Не лучше ли уехать за город на пляж, где никого нет?
— А что, идея! Я совсем мхом порос: первый выходной за две недели. Когда за тобой заехать?
— Сейчас. Ты что, на колёсах?
— Ага, прикупил себе развалину. Ты где?
— На Восставших, возле больницы.
— Буду минут через пятнадцать.
Удачный поворот событий. Можно отсидеться у Кима, если он, конечно, не против, а там, авось, что-то и прояснится.
В порядок себя привести, что ли? Свидание всё же. Достав зеркало, она поправила бандану, накрасила губы блеском. Сойдёт. Главное, не расклеиться и не спугнуть его. Значит, надо спрятать образ Эдуарда поглубже, подальше, представить, что всё в порядке, молчать и скалить зубы. Она улыбнулась отражению в зеркале. Получилось наиграно. А если вот так… ну, более и менее.
На остановке Ольга ждала десять минут. Притормозила зелёная «Нива», высунулся лучезарный Ким и сделал приглашающий жест. Девушка села рядом с ним и поймала себя на мысли, что он изменился. Да, он обрезал волосы и выстриг над ушами молнии. И стал похож на мачо из подросткового сериала.
— Ну, куда поедем? — он схватился за руль.
— Подальше от города. И чтоб, — она поморщилась, — людей поменьше.
— Орловка устроит?
— Устроит. Звучит отдалённо.
— Двадцать километров от города.
Всю дорогу он говорил о том, как здорово преподавать, потом — про аниме, в котором Ольга ничего не понимала, потом — про танцы и паркур. Опять про паркур и снова про танцы. Ольга вставила пару реплик, но — совершенно ни к месту, потому что Ким Великолепный интересовался только собой, слушал себя и упивался собственным голосом. Даже если бы она заговорила с ним, как здорово прыгать по крышам, он перебил бы и сказал, что всё равно там-то крыши лучше.
В конце концов разговор свёлся к тому, что Ким вещал, Ольга делала удивлённо-восторженное лицо восклицала: «Да ты что?!» или «Вот это да!» или «Это ведь здорово!» С каждой минутой Ким раздражал всё больше, и она уверялась в том, что с этим человеком у неё нет ничего общего и что ночью он на неё претендовать не будет. Значит, нужно как-то удерживать его внимание, чтобы перекантоваться у него хотя бы сутки, пока в мыслях не посветлеет и не родится какой-нибудь план. Сейчас она видела один выход: прыгнуть со скалы вниз головой. Потому что без документов, без вещей и без денег нормально жить нельзя. И даже выживать нельзя.
