— Покажи, где у тебя жир, — Ольга ущипнула его за предплечье. — Мышцы как камень.
— Я же тебе говорил… — раздражённо бросил он.
— Да, знаю. Пока человек жив, ему есть, куда худеть.
— Ладно, побежал я на тренировку, буду в начале одиннадцатого.
Замечательно. В десять так в десять. Какой гостеприимный хозяин, сам нажрался и даже не предложил. Я с ним последним делюсь, а он… Так. Он хороший, поселил меня, даже квартиру доверил. А я — злиться. Мне нельзя злиться.
Ольга достала своё вино из-под стола и положила в рюкзак, нашла упаковку бубликов и тоже — в рюкзак. Ему толстеть нельзя, а мне сгодится. Если я разозлюсь, то перестану себя контролировать, и тогда…
Ким хороший и добрый, правда, в голове тараканы мадагаскарские, но у кого их нет? Если в голове не живут даже тараканы, там среда, вообще не пригодная для жизни. Кто я ему такая? Бывшая две тысячи триста четвёртая любовница. Какие могут быть претензии? Наоборот, поблагодарить его нужно, сделать что-то полезное. Она посмотрела на гору посуды в раковине. Например, вот.
Закончив с посудой, она нашла веник, подмела в кухне, в зале, вымела из спальни клубок женских волос разной длины и цвета. Разбросанных зверушек усадила на диване, смахнула пыль со столика.
Зазвонил домашний телефон. Трубку Ольга снимать не стала. Мало ли, кто это — очередная любовница или Анастасия его.
Когда она принимала душ, в ванную ворвался Ким с сумасшедшими глазами. Ольга инстинктивно прикрылась.
— Быстрее давай! — он бросил её вещи в раковину. — Не смотри так. Поторопись… пожалуйста!
Наспех одевшись, она вылетела в коридор.
— Что случилось?
— Вот тебе деньги, сорок баксов, этого хватит, чтобы снять квартиру. Ко мне… сейчас придут. Ну, что ты так смотришь? — он почти взмолился.
— Можно рюкзак забрать? — процедила она и шагнула в кухню.
— Извини, — пробормотал он, глядя в сторону. — Но так уж получилось.
— Папа едет в Ленинград, — продекламировала она, надевая бандану, — мамин… парень будет рад, мамин парень — наш сосед, папа купит мне, — она поднялась и бросила ему в лицо, — мопед!
Хлопнув дверью, сбежала по лестнице и у подъезда столкнулась с той самой моделькой с рабочего стола. Она была на голову выше Ольги и, соответственно, на полголовы выше Кима.
Нельзя их ненавидеть. Никого ненавидеть нельзя! Но обидно-то как! Боже, как обидно! Ольга села на землю и разревелась. Счёт времени она потеряла.
— Эй, — кто-то тронул за плечо.
Она обернулась: Ким. Наверное, уже проводил свою Настеньку.
— Ну извини, ладно? Ну, люблю я её.
— Что-то вы быстро. Прям кролики.
— Идём?
— Иди ты… — Ольга послала его в одиночное эротическое путешествие.
— Надо было сразу сказать, что не стоит на меня рассчитывать…
Говорил он это с таким задумчиво-удручённым видом, что Ольга рассмеялась и в истерике валялась по асфальту.
— Да на фиг ты мне нужен, Казанова! — сказала она, отсмеявшись. — Мой любимый мужчина из-за меня в опасности, — она поднялась и шагнула к нему. — Хочешь издохнуть? Обширный геморрагический инсульт, — она снова засмеялась. — Хочешь?
Мотнув головой, он отступил.
— Тогда вали отсюда, пока я не разозлилась. Не тряпка я тебе, понятно? Хочу — брошу, хочу — подниму. Тьфу. Что уставился? Пошёл, пошёл… раз-два, раз-два.
И он пошёл, постоянно оглядываясь, словно боялся нападения.
Ольга судорожно всхлипнула и побрела к рынку.
В магазинах светились красным огоньки сигнализаций. На закрытых киосках красовались амбарные замки. Цок-цок-цок — пробежала собака от одного фонаря к другому, за ней тянулись сразу две тени. Невнятно бормотал алкоголик, обнимающий столб. Ольга вышла на освещённый пятачок.
Даже не у кого спросить, где этот… Филиант? Или Филоент?
Алкоголик наконец отпустил столб и, ссутулившись, побрёл к спящим троллейбусам. Здесь у них, похоже, конечная. Ольга настигла его:
— Скажите, а где здесь это… Филиант… Филоент… короче, дачи.
Икнув, мужчина указал направление.
Далеко, наверное. Но ничего, спешить некуда. Ольга побрела по тротуару мимо троллейбусного парка и закрытого бара, у дверей которого покачивались запоздавшие посетители. Остановилась она под светофором, мигающим оранжевым: в указанном направлении было две дороги. И по которой из них идти? Решила свернуть на ту, что ближе.
Не прошла она и ста метров, как рядом с обочиной замедлила ход «волга», опустилось стекло, выглянула невыразительная физиономия в очочках:
— Извините, сколько? — смущённо пробормотал водитель.
Чего от неё хотят, Ольга сразу поняла и решила поглумиться.
— Времени сколько? Около двенадцати, — проговорила она на ходу.
Машина не отставала.
— Я не об этом, — проговорил водитель жалобно.
— Слушай, мужик, я правильно на Филиант иду?
— На Фиолент? Да, — воодушевился он. — Так сколько?
— Ну какой же ты тупой! — вдруг ей стало жалко этого робкого человека. — Неужели не видно, что я не проститутка?
— Да… Нет… Я надеялся… Извините.
Ольга остановилась, «Волга» тоже притормозила.
— У тебя есть штопор? — спросила Ольга.
— Что?..
— Штопор, спрашиваю, есть? Ну штопор… што-пор. Вино открыть надо. Хреново мне, — она полезла в рюкзак, достала бутылку. — Справишься?
Он взял бутылку, осмотрел и завозился в салоне. Чпок!
— Вот, — он слащаво улыбнулся. — То-то я смотрю, такая чистенькая, ухоженная девушка, думаю, вряд ли она…
— И правильно думаешь, — она приложилась к горлышку. — Спасибо.
— Садись, подвезу, — он открыл дверцу. — Да не бойся ты, я добрый.
— Да, я боюсь, — Ольга плюхнулась на заднее сидение. — За тебя, между прочим, боюсь. Потому что, если начнёшь распускать руки, ты умрёшь. Не веришь? И правильно. А вот проверять я бы не стала. Давай, ехай.
Что он ей сделает? Ничего. Сейчас и бычара ничего не сделал бы, и даже десять таких, как он. Но осознание своей силы не приносило ничего, кроме горечи.
— Между прочим, у меня в доме не курят, — сказал Хирург.
— Ты знал? — незнакомец затянулся, выпустил дым и потушил сигарету.
Хирург промолчал.
— Пожалуйста, положи пистолет на стол.
Не желая того, он вынул револьвер из кармана и, не вполне осознавая, что делает, выполнил просьбу-приказ.
— Присаживайся, — брюнет указал на кровать.
Садясь, Хирург попытался осмыслить, что происходит. Ему навязывали чужую волю, и он не мог противиться. Мало того, чужие желания становились его собственными. Как будто ему не приказали сесть, а он сам решил и выбрал место.
