Кончилось импульсивное бегство в неведомое. Она едет работать и поэтому просто-таки обязана взять себя в руки. Только сосредоточившись на самом главном, она сумеет вернуть порядком притупившийся интерес к делу, без чего заниматься наукой безнравственно и бесполезно.
«Я просто пошлая дура, — выбранила она себя. — Как это меня только угораздило заклиниться на мелочах, на самокопании, отгородиться от мира скорлупкой высосанных из пальца проблем? Да нет у меня никаких проблем! Я вырвалась и совершенно свободна. Какая я все-таки молодчина!»
На полустанок прибыли уже в сумерках, когда вокруг станционных фонарей стригли висевшую в воздухе морось летучие мыши.
Ребята деловито разобрали вещи и бодро зашагали по шпалам мимо бесконечных груд песка, угля и сложенных штабелями шпал. Мокрый ветер слепил глаза колючей пылью. Явственно пахло битумом и креозотом.
Отворачивая лицо, Светлана Андреевна увидела, как в промежутке между бараками сверкнули зажженные фары.
— Вот и наш «уазик», — обрадовался Беркут, поправляя лямки тяжеленного рюкзака.
Микроавтобус, ныряя в песчаных волнах, сопровождал их довольно долго, пока не вырулил на дощатую дорожку, пересекающую пути.
Потом началась скачка по едва спрофилированному грейдеру. Машина, дребезжа всеми частями, прыгала на ухабах. Оглушительно стрелял в поддон гравий. С журчанием и плеском расступались взбаламученные лужи и глинистые, взбухшие от дождей ручьи.
Светлана давно не чувствовала себя настолько отвратительно, как теперь, в этом душном несгораемом шкафу, скрежещущем всеми своими металлическими сочленениями. Назойливый до головокружения запах отработанного бензина не позволял забыться. Борясь с подступающей тошнотой, она сидела напряженная, как пружина, вцепившись в горячие поручни.
— Давно у вас дожди? — заставила себя, чтобы отвлечься, обратиться к водителю.
— Дня три.
— А море мутное?
Он только пожал плечами. Что ему море, когда приходится гонять по таким дорогам? Быстро темнело. Красноватый, как вполнакала, свет фар тоскливо метался по каменным грудам, вырывая из темноты медные осыпи глины. Дорога, обогнув сопки, порой выскакивала на берег. И море тогда плескалось у самых колес. Неподвижное, густо-синее, утопающее в ночи. Не верилось, что это почти тропическое Японское море, широко и свободно уходящее в Тихий океан. Да и не до моря ей было, бедняжке, не до его прохладных, как вечность, глубин.
Владимир Орлов присел на скамью в тени зацветающего каштана и еще раз внимательно прочитал предварительный отзыв оппонента. Несмотря на обнадеживающий вывод о том, что диссертация отвечает всем требованиям, а диссертант заслуживает искомой степени, здесь было о чем поразмыслить. Доброжелательный и до мозга костей корректный профессор Герберов нащупал-таки больную точку. Он явно остался недоволен анализом степени точности эксперимента. Да и смешно было бы ждать чего-то иного. Старая, хоть и надежная, установка, отставшая от современного экспериментального уровня методика. От этого не спрячешься. Ни за какими хитроумными формулами. Спасибо, конечно, Кире Ланскому, он здорово сумел приукрасить теоретическими изысками скучноватые, надо признать, таблицы и графики. Это и Герберов отмечает.
Орлов торопливо перелистал соединенные скрепкой страницы и выхватил глазами уже знакомый абзац, где говорилось о блестящем владении диссертантом методом термодинамического анализа. Лестные выражения типа «оригинальный подход», «способность к широким обобщениям», «теоретическая смелость» и т. п. определенно уравновешивали деликатно отмеченные погрешности. Вернее, «слабости», как предпочитал изъясняться тактичный Герберов, подразумевая под этим если и не коренные, то по крайней мере существенные недостатки. Орлов мысленно видоизменил формулировку: «Несмотря на указанные существенные недостатки, молодому ученому удалось…» Господи, какой ужас! Никто бы и слушать не стал о том, что там еще удалось молодому ученому. Нет, Герберов определенно знал цену словам. «Отдельные слабости» — это вещь, почти палочка-выручалочка. Даже вызывает симпатию. Кандидату наук вовсе не обязательно быть корифеем. Отнюдь. Корифеев сплошь и рядом заваливают. Публично хвалят, а молча бросают черные шары. И поделом им. Всяк сверчок знай свой шесток. «Справился?» — «Проявил?» — «Невзирая на отдельные слабости, показал способности к самостоятельной научной работе?» Вот и прекрасно. Потихоньку можно лезть дальше в большую науку.
Орлов спрятал отзыв и удовлетворенно погладил новенький с замком-шифром «дипломат». Важнейший этап на тернистом, осложненном всяческими формальностями пути к защите удалось благополучно преодолеть. Теперь настала очередь реферата. Почти все необходимые на такой случай документы уже лежали в кармане, а адресок типографии, где при хорошем отношении набор делали в три дня, обещал выдать приятель.
Сцепив на затылке пальцы, Володя Орлов блаженно откинулся и устремил глаза к небу. Пронзительная бездонная синева приятно убаюкивала. Бархатные шмели деловито жужжали вокруг изысканных многоярусных свечек. Ласковое солнечное сияние то вспыхивало, то меркло, дробясь в лабиринте безупречно очерченных медовых на просвет листьев.
Наверное, больше всего он любил университет за эти уединенные аллеи. В дальних поездках ему прежде всего вспоминались дорожки в траве, качающиеся под ветром бутоны алых и желтых тюльпанов и радуга, которая вечно дрожала в ликующих струях, с треском рвущихся из бронзовых мундштуков. На ступеньках щебетали студенточки в легких блузках. В бассейнах, где сквозь фонтанную рябь ослепительно блестела брошенная туристами мелочь, беспечно барахтались пацаны, оглашая жизнерадостными воплями горячий, стеклянистыми слоями перетекающий воздух. Дремали над газетами пенсионеры.
Пусть совсем рядом чадил расплавленный асфальт, и потоки машин жгли горючее у светофоров, но здесь нежно дышала сирень, навевая ощущение праздника и покоя.
Круговорот жизни. Обманчивый и вечно юный прилив…
Предзащитные заботы не позволяли, как ни жаль, прохлаждаться. На сей раз душа была абсолютно глуха к соблазнам и прелестям мира.
Предъявив вахтерше порядком истрепанное временное удостоверение, Владимир торопливо пробежался по книжным киоскам, затерянным среди мраморных колонн и пилонов. Шестого номера журнала «Нефтехимия» со своей статьей он так и не обнаружил. По-видимому, задерживался тираж. Название статьи, впрочем, уже значилось и в списке опубликованных работ, и в подготовленной для печати рукописи реферата.
