Лифта пришлось дожидаться довольно долго. Когда же наконец после бесконечных метаний светового квадратика по указателю этажей двери разъехались, Орлов столкнулся с Анастасией Михайловной Лебедевой. Лифт, разумеется, ушел вверх без него.
— Ну-ка, ну-ка, дайте на вас посмотреть! — Лебедева радушно протянула руку. — Наслышана о ваших успехах. Как же! — Мило улыбаясь, отчего обозначились ямочки на щеках, она увлекла аспиранта в сторонку.
— Да какие там успехи, — небрежно отмахнулся Володя, не скрывая удовольствия. — Просто, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, выхожу на финишную прямую… Между прочим, рассчитываю на ваш отзыв, Анастасия Михайловна. — Он благонравно потупился. — Так что позвольте прислать реферат.
— Присылайте, присылайте, — певуче протянула она, все с той же шутливо-оживленной улыбкой поправив заколки в уложенной короной косе. — Хоть вы и коварный изменщик, отзыв я вам, так уж и быть, напишу.
— Почему же обязательно изменщик? — попытался подыграть он. — А если человек мучается?
— Человек, может, и мучается, но это не повод для исчезновения. Вы подумали над моим предложением?
— Еще как!
— И решили тишком переметнуться к Герберову?
— Анастасия Михайловна! — Орлов беспомощно уронил руки. — От вас нет тайн! Но, клянусь вам, мне лично Петр Григорьевич ничего не говорил.
— Скажет-скажет, — Лебедева кивком ответила на приветствие пробежавших мимо студентов. — Вчера он определенно дал понять, что имеет на вас виды.
— Приятная неожиданность! — растерянно пролепетал Володя, подхваченный жаркой волной. — Это что, серьезно?
Судя по всему, его тайные ожидания оправдывались.
— По-моему, вполне! Насколько я знаю, Герберов слов на ветер не бросает. А вы в самом деле не в курсе?
— Не то чтобы абсолютно, — он на секунду смешался, — но определенного разговора у нас никогда не было… Хотя я, признаться, рассчитывал.
— Ой ли? — Анастасия Михайловна недоверчиво прищурилась. — Не хотите ли уверить меня в существовании телепатии?
— Честное слово!.. Шефу я, правда, говорил, что хотел бы после защиты попасть к Петру Григорьевичу, но не более.
— Возможно, это и сработало. — Она понимающе опустила веки. — Но главную роль сыграла, конечно же, диссертация. Петр Григорьевич хвалил вас… Так что от всей души поздравляю, хотя мое предложение все еще остается в силе. Может, передумаете? — Она весело рассмеялась.
— Как с вами легко, Анастасия Михайловна! — непроизвольно вырвалось у Владимира. — Поверьте, я был бы счастлив работать на кафедре. Вы, Корват, весь ваш коллектив. — Он растроганно вздохнул, подыскивая слова. — Я уж не говорю о том, что это огромная честь… Работать в университете, где все такое родное: библиотека, даже фонтан и тюльпаны вокруг… И вообще… Я ведь вам стольким обязан. Вы знаете шефа. Он сразу бросает в свободное плавание: хочешь — барахтайся, хочешь — иди на дно. И если я все же не утонул…
— Пустое, — Лебедева поспешила прервать чувствительные излияния. — Я понимаю, что вы все хорошо взвесили и лишь из деликатности не решились сказать «нет».
— Не только из деликатности, — буркнул, потупившись, Орлов. — Мне, конечно, очень стыдно, но обманывать вас не могу. Я некоторым образом оттягивал время, Анастасия Михайловна. Мне очень хотелось, хоть я сразу понял, что едва ли потяну.
— Похвальная скромность.
— Нет, правда. Я и сейчас немного жалею. Блестящее ведь предложение! Другие всю жизнь ждут… Но, как ни прискорбно, не про мою честь. Тут же полностью перестроиться надо. Начать с азов. Такое не по мне, я-то себя знаю. Коксование, спекаемость, вспучиваемость — не Бог весть что, конечно, но зато мое, привычное. Я и к Герберову навострился только поэтому. Своя тема, как-никак, привычная лямка.
— А ведь вы правы. — Лебедева не стала спорить и, погасив улыбку, с пристальным интересом взглянула на стоявшего перед ней молодого человека. — Знаете, Володя, вы меня очень тронули. Я рада, что у нас с вами состоялся такой разговор. Желаю вам всяческой удачи.
— Мне, право, неловко, Анастасия Михайловна. — Он задержал ее руку. — Вы не подумайте, что я как бы про запас приберегал, на крайний случай… Аспирантура кончается, шеф ушел и все такое прочее. Если и были такие мысли, то не в них суть. Главное в том, что я даже не понял, чего хочет Корват. Состояние вещества на больших глубинах, капилляры, критические явления — это же темный лес! Лично я только одного человека знаю, который был бы способен так, втемную, кинуться в совершенно новую область.
— И кто же это? — Лебедева выжидательно вскинула голову.
— Вы Киру Ланского не знаете?
— Вроде бы не слыхала. — Она слегка прищурилась, перебирая в уме. — Нет, не слыхала.
— В нашей лаборатории работает. Поговорите с ним, он не такой, как другие. Гениальный парень, хоть и без царя в голове.
— Тоже химик?
— Физхимик чистой воды. Именно такой, как вам надо. Он тоже, грешный, остался у разбитого корыта. Даже хуже, чем у разбитого.
— Это как же понять?
— Защита не светит, Анастасия Михайловна.
— Почему? — Лебедева, когда что-то ее действительно заинтересовывало, сразу становилась подчеркнуто строгой. Перестав подтрунивать, она задавала вопросы сухо и жестко.
— Долго рассказывать, пусть уж лучше он сам.
— И все-таки, в двух словах.
— Если в двух, то тема недиссертабельная. Переворот в металлургической промышленности.
— Что-то я об этом уже слышала. — Она сосредоточенно прикусила губу. — Кажется, прямое восстановление? Очередной вольт Доровского?
— Ланской и еще один парень сами пришли к шефу с этой темой. Корпеть над ней можно всю жизнь, а защититься, как вы понимаете, трудно. У нас ведь привыкли к диссертациям тихим, смирным, от сих до сих. С наполеоновскими планами на ученый совет лезут только отчаянные ребята.
— Это вы хорошо заметили.
— Разве не правда?
— Он, что же, идеалист? Фанатик? Не от мира сего?
— Нет, я бы этого не сказал… Да и на отчаянного Кира никак не смахивает. Наверное, будет поворачивать в чисто химическом плане. Он же совершенно гениально сечет термодинамику… Ну и темку он себе откопал! Это же надо!
— И вы полагаете, что он сможет бросить ее?
— Тему-то?.. Кто его знает, по правде говоря. Но как бы там ни было, работу ему так или иначе подыскивать придется. Без Доровского все их железо сгорит голубым огнем.
— И вы ему нисколько не завидуете, Володя?
— Я? Завидую?! — Орлов изумленно раскрыл глаза. — Да что вы, Анастасия Михайловна! Мне жаль его! Он же себе цены не знает.