– У меня нет выбора, - зло сказал Даффи. - В этом чертовом мире у меня только один путь - стать полноценным новусом и заниматься вашей гнусной психовизуализацией. Это несправедливо. Вы декларируете безграничную свободу для каждого. Почему же нет свободы для меня?
– Ты свободен. Не хочешь заниматься АПВ - и не занимаешься. Только свобода тут не при чем. Для новуса заниматься АПВ так же естественно и необходимо, как дышать. Ты же не бесишься по поводу того, что какая-то сволочь заставляет тебя вдыхать и выдыхать воздух - знай себе посапываешь носиком и не думаешь об этом. Так же и с визуализацией - это естественно, это нужно для нормального существования новуса. Ты лишаешь себя важнейшего компонента, делающего жизнь полноценной, и удивляешься, почему тебя сводит с ума депрессия. Тебе видней… Но я думаю, что выводы здесь просты и совершенно очевидны.
– Все я знаю, - проворчал Клаус. - Все вы здесь, в Кальпе, вздохнете свободно, когда я свалю отсюда.
– Пожалуй, так, - Хосе поскреб в макушке. - Ты интересный человек, Клаус. Лично я к тебе очень даже хорошо отношусь. Но твое поедание кроликов… Это невыносимо. Ты не думаешь о нас, всех остальных жителях резиденции. Ты не слышишь нас, тебе глубоко плевать на всех. А мы слышим тебя, черт подери! Каждый раз, когда ты убиваешь несчастное животное, все мы вздрагиваем от боли! Когда ты, чертов мясоед, обгладываешь косточки, всех нас тошнит! А мы ничего не можем сделать с этим, мы просто терпим. И ты еще говоришь о личной свободе… В этой резиденции ты - самый свободный, а мы - пленники твоего необузданного стремления к удовольствиям.
– Все, хватит, - оборвал его Клаус. - Давай, переправляй меня. Зафутболь меня к Беркуту.
– Не обижайся, Клаус, но…
– Я же сказал - переправляй! Включай свою адскую машинку!
– Счастливого пути, - сказал Хосе. - Если надумаешь вернуться - добро пожаловать в Кальпе.
Врал он, конечно, этот конопатый Хосе. Всегда они врут - мягкосердечные и улыбчивые нелюди.
Высокий поджарый человек стоял метрах в пяти от Клауса и рассматривал его, опираясь на длинноствольное ружье. Он не делал ни малейшей попытки улыбнуться или хоть как-то выразить свою доброжелательность, непременную для всякого новуса. Он даже не здоровался - просто молчал.
– Алексей? - спросил Клаус. - Это ты?
– Беркут, - сказал человек. - Алексеем звали другого человека. Я плохо помню его. Когда-то он был мной, но он умер столетия назад. Я - Беркут. Пойдет?
– Пойдет.
Клаус протянул руку, Беркут сжал его узкую кисть мощно, безо всякого снисхождения, так, что хрустнули кости. Клаус взвыл от боли.
– Эй, медведь русский, ты что, сдурел? Ты что, не новус?!
– Новус.
– А как насчет воздержания от зла ко всем живым существам? Ты ведь мне чуть руку не сломал! И ты знал о том, что мне будет больно!
– Знал, - согласился Беркут. Усмешка появилась на его загорелом, морщинистом лице. - Хотел слегка встряхнуть тебя. Немного боли для встряски не помешает никому. Даже недоразвитому новусу.
– Что у тебя с физиономией?
– Лицо как лицо, - ответил Беркут. - Что тебя удивляет?
– Морщины. Триста лет не видел на лицах морщин. Ты выглядишь чуть ли не старым - лет на пятьдесят. Как тебе это удается?
– Стараюсь, - таинственно сказал Беркут.
– Меня научишь? Хочу обзавестись парой морщин. И старческой импотенцией. Надоела мне вечная сексуальная озабоченность.
– Не научу. Ты не хочешь ничему учиться. - Беркут закинул ружье на плечо, повернулся спиной к Клаусу. - Пойдем.
– Куда?
– В мою хибару.
– Эй! - выкрикнул Клаус, едва поспевая за размашисто шагающим по тропинке Беркутом, - Откуда у тебя ружье?
– Сделал, - бросил, не оборачиваясь, Беркут. - Сам сделал. Я все делаю сам. Не доверяю никому. Люди разучились работать руками. Производят всякую дрянь.
– И что, ты стреляешь из этого ружья?
– Нет, я ковыряю им в носу.
– Ты стреляешь из него в животных? Как ты можешь? Это же убийство!
– Здесь много опасных зверей. Они не против пообедать мной. Но я сильнее. Я сам ем их.
– Ешь?! - Клаус опешил, удивился настолько, что встал как вкопанный. - Ты ешь мясо?!
– Что в этом удивительного? - Беркут тоже остановился, наконец-то соизволил повернуться. - Ты, к примеру, вовсю ешь кроликов, Клаус Даффи или как тебя там. Почему мне нельзя?
– Но ты же занимаешься АПВ!
– Занимаюсь.
– И?…
– Необходимость вегетарианства - это миф, - сказал Беркут. - Новусы обвешаны мифами как рождественская елка - фонариками. Я не обращаю внимания на мифы, традиции, обряды и прочую мишуру - предпочитаю достоверную информацию. Я живу так, как хочу. Хочу есть мясо - и ем его. На качестве психовизуализации это не сказывается никак. Вот так-то.
Беркут продолжил свой путь, а Клаус поплюхал за ним. После пятого километра по горной тропке, едва обозначенной в высокой летней траве, у Клауса заныли ноги. Жарило солнце, слепни пикировали на разгоряченную кожу как маленькие злые штурмовики. Клаус уже собрался возмутиться, потребовать остановки и отдыха, как вдруг из-за поворота, заслоненного серой обветренной скалой, открылся вид вниз на долину. Дыхание его перехватило от восторга.
– Это моя хибара, - сказал Захаров. - Жилище, конечно, не городское, не такое, как у вас там в Испании, но мне вполне подходит.
– Здорово! - только и сумел вымолвить Клаус.
До усадьбы Алексея Захарова было около полукилометра, и Клаус мог рассмотреть ее сверху во всех подробностях. По периметру большого участка шел частокол из высоких заостренных бревен - совсем как в фортах дикого запада, о которых Клаус читал в детстве. "Хибара" представляла собой двухэтажный бревенчатый дом - приземистый и основательный. Площадь, на которой расселся этот огромный деревянный муравейник, занимала, наверное, не менее трех сотен квадратных метров. Топорная упрощенность соснового сруба с лихвой компенсировалась всякими украшениями - высокой крышей со скатами, покрытыми металлическими чешуями, башенками с флюгерами в виде петухов, деревянными ротондами и эркерами, приделанными к дому вроде бы невпопад, но чрезвычайно мило. Общую картину дополняли широкие кружевные наличники на окнах и пара наружных лестниц, наискось пересекающих стены и ведущих на второй этаж.
Остальное пространство усадьбы, площадью около пары гектаров, было занято теплицами и открытыми посадками растений, имеющими вид вполне типичный для плантаций новусов. Задней стеной частокол соседствовал с красивым озером - гладким и спокойным, зеркально отражающим синеву неба. Невдалеке высились три ветряка электростанции - изящные, ажурные, неторопливо вращающие лопастями.
Клаус никогда прежде не был в России, русские деревянные дома видел только на картинках. Поэтому экзотичный терем Беркута произвел на него неизгладимое впечатление.
