Энрик Уллий посмотрел на часы — всего лишь половина девятого. Он вздохнул; было такое чувство, что половина девятого длится уже четыре часа. Вот в чём проблема со временем, — грустно подумал он. Непредсказуемое.
Ещё раз тяжело вздохнув, он встал из-за своего заставленного стола и заказал в реплимате чашку пряного чая. Ожидая, пока антикварная машина соорудит что-нибудь съедобное, он думал о своей текущей задаче: уже три часа он пытался понять хоть что-нибудь в уравнениях на мониторе, но был так же далёк от ответа, как и неделю назад, когда их ему только-только прислали. И это было плохо, потому что Посол считал, что Уллий — единственный человек на всей планете, способный их понять.
Взяв из автомата чашку, он побрёл обратно за стол. Посол должен явиться в десять часов, и профессиональная гордость Уллия была смертельно ранена тем, что он не видел в этих уравнениях никакого смысла.
Как такое могло быть? Две недели назад он был младшим научным сотрудником в университете Хотампы и пытался найти какое-нибудь применение для предмета своей докторской диссертации — сетей уравнений. И вот теперь он работает непосредственно на Посла, на пределе своих знаний. Если честно, то даже за их пределами.
Пытаясь отвлечься от монитора, он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Когда он был студентом, жизнь была намного проще. Единственной проблемой было найти между бесконечными вечеринками и попойками время на написание диплома… И тут он понял.
Он пытался интерпретировать уравнения Посла по отдельности, но что если все они были аспектами одного большого уравнения, если каждое было лишь срезом многомерной сети уравнений — предмета его диссертации? Не удивительно, что Посол выбрал его — за всю историю науки было лишь три человека, которые что-то понимали в этой теме, и двое из них были уже мертвы. С новыми силами он принялся за работу.
Полчаса спустя он пожимал одну из четырёх крохотных ручек Посла, приветствуя его. Теперь он понимал, что именно было ему предложено. И какое значение оно имело для Гераклита.
* * *
Зайдя в отсек с консолью, Тёрлоу удивился — там никого не было. Почему-то ему казалось, что Доктор будет стоять у консоли и хмуро смотреть на переключатели и экраны, также хмуро, как он смотрел на всё и на всех с тех пор, как их оставила Тиган. Это случилось ещё несколько дней назад, но ничего из того, что с тех пор произошло — ни сонтаране с рутанами, ни так называемый отпуск на Матасианских Развлекательных Кольцах, ни их поход на гору Гайзис — ничто не улучшало настроение Доктора. Даже будучи втянутым в махинации Чёрного Стража, Доктор всегда сохранял приветливую улыбку и оптимизм. Но сейчас жизнь в ТАРДИС больше напоминала уроки в Брендоне, у особенно унылого учителя типа Питерсона или Дрибба.
Больше не было весело.
Его размышления были прерваны писком со стороны консоли. Тёрлоу шагнул туда, чтобы узнать, в чём дело, но между ближайшей панелью и полом перед ним возникла голубая электрическая дуга, и он замер на месте.
— Доктор! — закричал он, осторожно отходя от консоли. — Доктор, быстрее сюда!
— В чём дело?
Тёрлоу снова дёрнулся — Доктор стоял прямо у него за спиной.
— Что за срочность?
— Что-то с консолью… Она… Она пищит.
Да, это звучало неубедительно. Но что ещё он мог сказать? Ах, да!
— А ещё я не могу к ней подойти.
— Что?
Доктор подошёл к шестиугольной консоли, но его она встретила тем же, что и Тёрлоу. Растерянно потирая подбородок, Доктор смотрел по сторонам, на белые стены, словно в поиске ответа. А затем склонил голову набок.
— Я узнаю этот звук. Ну конечно! Ох уж эти двуличные, лживые… — он замолчал, кипя от злости.
Его прищуренные глаза просто струились гневом.
— Что это?
— Галлифрейский машинный код, Тёрлоу. Мы слышим неповторимый звук кибер-псионного спора. Пси-бит против пси-бита.
— Повелители времени?
— А кто же ещё? Во Вселенной есть только две вещи, способные повлиять на ТАРДИС: другая ТАРДИС и Матрица. И в этом корабле встроено достаточно предохранителей, чтобы воспрепятствовать чрезмерному воздействию другой ТАРДИС, — он закрыл глаза. — Только Матрица могла «убедить» ТАРДИС сменить курс.
— Мы сменили курс?
— Конечно, мы изменили курс! — рявкнул он. — Мы же никуда не направлялись. Я остановил ТАРДИС в вихре, чтобы настроить динаморфические реле. Но, судя по тому, что я вижу, мы вот-вот должны материализоваться. Похоже, это один-ноль в пользу повелителей времени, деспотичных, лицемерных, двуликих… — он зарычал хором с ТАРДИС: — Рассилона ради, я же Президент! Что они себе думают, гоняя меня, как посыльного?
Тёрлоу попытался успокоить его:
— Ты же сбежал от них, разве нет? Что это было? «В конце концов, так всё и началось»? Ты что, правда думал, что после того, как ты снова улетел от них, всё изменится?
— Я улетел от них потому, что мне не по вкусу их стерильный образ жизни, — отрезал он. — Такое могущество, столько знаний, и они ни разу не замарали руки, чтобы кому-нибудь помочь. Мне страшно подумать, в кого бы я мог превратиться, если бы остался на Галлифрее. Наверняка сухим академиком без сострадания, таким же, как они.
ТАРДИС начала материализацию.
Он покачал головой:
— Почему ты считаешь, что я боюсь снова стать лордом Президентом?
Тёрлоу внезапно посетила идея:
— А ты не упускаешь главное? Раз повелители времени перехватили контроль над ТАРДИС, значит, они хотят, чтобы ты что-то для них сделал. Выходит, они всё-таки марают руки.
Доктор удивлённо посмотрел на него. А затем нахмурился:
— В каком-то смысле ты прав. После всех моих жалоб на их бездействие, не мне возражать, если есть работа.
Но Тёрлоу всё равно слышал в его тоне едва сдерживаемую злость.
— И всё равно, когда я встречусь с Исполняющей Обязанности Президента Флавией, мне будет что ей высказать. Как минимум, она могла вежливо попросить меня.
Пока он это говорил, звуки консоли возвестили о том, что они приземлились. Непонятно где. Тёрлоу открыл сканер.
— Очень живописно, — сказал он, когда раскрылись заслонки.
Вид на сканере нельзя было назвать манящим: бесконечная равнина тёмно-зелёного песка и неприятное, жгучее оранжевое солнце, сияющее на сиреневом небе.
Он нахмурился:
— И мы должны туда выйти?
Доктор вынул из кармана своего бежевого сюртука панаму и надел её.
— Чувствую, пора идти на рекогносцировку.
Тёрлоу улыбнулся: большая часть злости Доктора уже улетучилась. Снаружи ТАРДИС была загадка, и научное любопытство Доктора было сильнее обиды на то, что им манипулировали. Наверное, это был тот самый импульс, который был нужен ему для того, чтобы отпустить прошлое и жить дальше.
