приземления и растворился в нём, полностью подчинив его себе. Не медля, он тут же пророс нервами, устремлёнными к важным органам освоенного существа. А само существо, стремительно набирая скорость, неслось по ведомым пока что только ему делам, ещё не зная, что уже не принадлежит себе.
Внедряясь, Фай Шестнадцатый на мгновения ослеп и оглох, теряя контроль над окружающим…
Кино- и телекамеры приготовились к съёмкам и передачи необыкновенных кадров. Сто пятидесятитысячная толпа зрителей, занявшая длинный пологий склон холма, замерла.
С одной и с другой стороны холма из-за плавных поворотов железной дороги вначале раздался шум, а потом разом появились короткие составы на десяток вагонов каждый, с предельной скоростью несущиеся навстречу друг другу.
Застрекотали камеры, снимая эпизод для будущего кинофильма-катастрофы, плавно повернулись объективы телеустановок, демонстрируя всему миру поразительное зрелище.
И все видели, как на один из паровозов за секунду до встречи поездов сверху упал округлый расплывчато-радужный предмет, отчего локомотив, до того бешено вращавший колёса, вдруг заклинил их, тормозя. Искры летели и из-под тормозящих вагонов.
Это Фай Шестнадцатый пытался, полностью растворившись в поезде, предотвратить столкновение.
Но было поздно.
Страшный встречный удар сорвал котлы паровозов и спрессовал их в один бесформенный, окутанный паром, ком, в котором распалась структура автомата раухов. Массивные колёса, словно от игрушечного велосипеда, раскатывались и разлетались во все стороны. Куча-мала искорёженного металла и обломков вагонов взорвалась. На месте столкновения поездов появилась глубокая воронка с откинутыми вверх по бокам замысловато изогнутыми рельсами.
– Прекрасные кадры! – воскликнул довольный кинорежиссёр, когда дым и пыль рассеялись, упали на землю последние обломки, а слишком впечатлительных зрителей привели в чувство, и снимать больше было нечего.
ТРОЯНСКИЙ КОНЬ
Мойка Стрепетов все свои тридцать с гаком лет никогда никого и ничего не боялся. Знал за собой такую черту и гордился ею. Да и постоянные кровоподтёки под глазами говорили сами за себя. Поэтому, когда эти… двое встретились ему на узкой лесной дороге к даче, он только сказал про себя: – «Мать честная!» – и притормозил, чтобы не наехать на кого из них. Слезая с велосипеда, он снова удивился, услышав:
– Пойдёшь с нами?..
Приглашение прозвучало так неожиданно и решительно, что не было смысла отказываться.
– Конечно, – тут же ответил Мойка, и без спешки поставил велосипед к усыпанной бледно-жёлтыми капельками смолы сосне, спросил только из вежливости: – Куда?
Один из них, что стоял по левую руку, вдруг как будто стал возражать против него.
– Не тот, не тот!.. – загудел он гнусаво, так как вместо головы у него была дудка. – Мы обознались!.. Толку от него не будет!..
Мойка с высоты своего роста глянул на существо С Дудкой и авторитетно прикрикнул:
– Заткнись!.. Пригласили?! Так нечего идти на попятную. – И, повернувшись ко второму встречному с головой в виде замочной скважины, поинтересовался: – Так идём, что ли?
– Не тот… – прогудел было стоявший слева, но Мойка так притиснул его к ближайшему стволу дерева, что С Дудкой приклеился смолой и как будто присмирел.
Невдалеке от дороги на небольшой поляне, проминая копытами грязно-зелёный мох, стояла здоровенная лошадь и энергично мотала головой.
Мойка, как сельско-городской, а точнее, пригородный житель, лошадей не то что любил, а восхищался ими как зритель не только при их виде, но особенно, когда их показывали по телевизору в замедленном темпе. У, красотища!.. Так что посмотрел Мойка на лошадь и в третий раз изумился.
В голове у него наступила такая тишина, как в лесу перед грозой. Но потом верховой ветер коснулся листочков, и Мойка подумал: – «Таких больших лошадей не бывает!», а она головой так и мотает, будто не соглашается с его мнением.
В брюхе у неё, там, где подпругой перетягивают, приоткрылась дверца – как у часов с кукушкой. Скрипнула даже. И лесенка выпала в три ступени.
Колыхнулись в голове Мойки деревья от внезапного шквала, но выдержали, а по лесенке уже лезет Замочная Скважина и за собой в чрево лошади приглашает.
– Конь Троянский, – ничего такого не предполагая, неприлично фыркнул Мойка, однако от Замочной Скважины не отстал.
Правда, пришлось лягнуть для порядка, подвернувшегося под ногу, С Дудкой. Впрочем, не хотелось, конечно, портить отношения со странными существами, но вот в лесу, словно вурдалаки какие взбунтовались, и … это их рук или чего там у них дела. Словом, С Дудкой, катаясь от пинка по земле, обижено хныкал.
«Ну ладно! Помиримся ещё» – успокоил себя Мойка, укрощая в голове не в меру расшалившуюся в лесу нечисть.
От люка, в который Мойка просунулся по плечи, на восемь сторон расходились длинные – концов не видать – коридоры, в каждом из которых мог бы поместить табун лошадей, и не один.
«Эге!» – пробежало в лесу от дерева к дереву, как гулкое эхо от удара топора дровосеков, и Мойка смекнул кое-что, оттого посмотрел себе под ноги и увидел Землю. Она серебрилась голубым в разводьях мячиком, залетевшим в тёмную комнату. – «Вот тебе и три ступени!»
Замочная Скважина приглашала последовать за ней. Они, пройдя шагов сто по коридору, вошли в лифт, несколько минут быстро поднимались, может быть, подумалось Мойке, на сотый этаж. Из лифта вышли в громадный, как привокзальная площадь, зал с множеством необыкновенных существ. У Мойки даже глаза разбежались от чудес, а в лесу – вихри образовались, листья рвут, кустарник расчёсывают.
Настоящих людей, если не считать его, Мойку, самого, не было, а лишь некое подобие человеческих тел и полное отличие голов и лиц. Вместо них: кухонная посуда, детские погремушки, живое воплощение слесарных и столярных инструментов и приспособлений, предметов домашнего обихода.
– Вот и он! – торжественно провозгласила Замочная Скважина, а Мойке после такого торжественного представления хотелось добавить примерно следующее: – «Генерал-адмирал Тимофей Стрепетов собственной персоной!»
Но и так всё оказалось пристойно. Правда, подкравшись сзади, пискнул было С Дудкой, но от хорошего пинка Мойки вылетел в лифт и укатил на нём то ли вверх, то ли вниз.
– Хорош! – оценила голова в виде молот-рыбы и тюкнула одним из обушков по рядом стоящей Супнице, отчего Супница колыхнулась содержимым и плеснула:
– Хорош!
Однако с потолка послышалось:
– Не тот!..
– Опять ты… – не на шутку разозлился и рявкнул Мойка, извернулся и схватил обидчика за дудку широкой кистью и, крутанув его, словно лассо, в общую толпу нелюдей.
– Да, хорош! – сказала, как подвела черту под знакомством, Канистра и качнула переполненной головой, вылив капельку пахучей жидкости.
– И вы… ничего, – нашёлся Мойка и, сцепив ладони, поднял руки вверх и потряс ими. После чего добавил со значением: – Бороздители космического пространства!
Сказал, и самому понравилось. И то! Бороздители – от слова бороздить. А космическое пространство, как известно, бороздят. Во всяком случае, Мойка где-то прочитал
