городе, а я пошёл к Михе. Чертовски мало времени остаётся на сына, растёт сам собой, как бурьян. Будет потом рассказывать психотерапевту, что чувствовал себя ненужным и заброшенным. Но психотерапевту всегда есть что рассказать — идеального детства не бывает. А если бы оно было, то травмировало бы не хуже несчастного. Терапевты любят рассуждать о детских травмах, но личность обретает форму, только сталкиваясь с реальностью. Поэтому мы такие уроды.
Наверное, если завернуть людей с детства в вату и не трогать, доставая только по праздникам, как ёлочные игрушки, то их личности были бы идеальны. То есть, шарообразны и покрыты не облупившимся блеском. Но и годились бы только для украшения ёлок. А уж те, кто их повесит на суку, всегда найдутся.
Михина любимая девочка в Дораме поцеловалась с мальчиком, отчего у сына образовался эмоциональный диссонанс. С одной стороны, она счастлива. С другой — Миха ревнует. Он, может быть, и сам бы с ней целовался. Хотя девчонки, конечно, дуры, и вообще все это глупости и сю-сю-сю. Но уж больно девочка хороша.
Феномен Дорамы, которую человечество, внезапно полунасильно выпнутое из затягивающей воронки виртуальных игр, приняло с удивительным энтузиазмом, обсуждался философами, культурологами, медиаэкспертами и прочими болтливыми бездельниками до хрипоты. Я не следил, но кажется, так ни до чего и не дообсуждались. Та крошечная её часть, которую я вижу с Михой, производит впечатление, прежде всего, высочайшим качеством и великолепной эмоциональной достоверностью. Технология проекционных поверхностей, погружающая зрителя внутрь зрелища, использована на тысячу процентов. Сценарий и режиссура гениальны абсолютно. С одной стороны, никаких натянутостей, условностей и неестественностей, свойственных даже лучшим из сериалов, с другой — никакой унылой однообразности, характерной для реалити-шоу. Смотришь с любого момента, с любой точки, с любого персонажа — и всегда есть действие, и всегда оно цепляет. Как им это удается?
Загадка.
***
Джиу вернулась, когда я сделал первый подход к снаряду на своей регулярной вечерней тренировке. То есть, всадил первые сто. Можно сказать, слегка разогрелся. Впереди соблазнительно маячили вторые сто, на которых начинает приятно отпускать напряг, и третьи сто, с которых начинается примирение с реальностью, которая есть боль. Да, половиной бутылки я сегодня не ограничусь, пожалуй. Решительно доберу до трёхсот!
Но мои планы на вечер разбились о планы Мироздания на меня.
— Доброй ночи, Антон Спиридонович! — Джиу деликатно не стала вламываться в окно, просто приоткрыла и заглянула.
Я со вздохом убрал бутылку и стакан. Пить при детях непедагогично.
— Можно мы войдём?
— Заходите, раз уж дверь для вас недостаточно сложный способ попасть вовнутрь.
— Пап, кто это у нас? — высунулся из своей комнаты не заснувший ещё Миха. — Ой… Ты же Джиу, да?
— Миха, это же взрослая линия! — укоризненно сказал я.
— А мне Настя показывала! Чуть-чуть! И они там почти не ругались! Ну, только немножко…
Вот так старшие сестры сводят на нет все педагогические потуги родителей.
— Да, я Джиу. А ты Миха.
— Уиу! Ты меня знаешь?
— Слышала. А это…
— Степан и Отуба! С ума сойти! Команда Джиу!
— Миха, мы потом поболтаем с тобой, обещаю. Но у нас, правда, слишком взрослая для тебя линия. И у нас есть слишком взрослый разговор с твоим отцом.
— Па-а-ап?
— Мих, понимаю, что ты теперь не уснёшь, но хотя бы попробуй, ладно? Я зайду к тебе попозже.
— Ну ла-а-адно… — сын вздохнул и закрыл дверь. Подслушивать он не станет, да и не услышит ничего, звукоизоляция в этом старом здании отменная.
Вместе с Джиу в окно залезли два подростка. Коренастый, с широким, курносым простецким лицом парень и чернокожее худое нечто в дредах. На вид все ровесники — лет по шестнадцать-семнадцать, но вид имеют чрезвычайно деловой. Одеты казуально, хоть в поход, хоть на тусовку. Но сейчас многие так одеваются — скин-толк сильно снизил значимость одежды. Все, кроме Джиу, покрыты вязью динамического узора орнаментов и картинок. Кстати, впервые вижу скин-толк на негритянской коже — серым по чёрному, для моего чёрно-белого зрения.
— Здравствуйте, Антон Спиридонович, меня зовут Степан, — вежливо представился парень.
— Отуба, — коротко назвался подросток, пол которого я сходу не определил, окинув меня острым и почему-то неприязненным взглядом.
— Рад знакомству.
Они только фыркнули, как недовольные ёжики. Подростков принципиально фрустририрует необходимость обратиться за помощью к взрослому. Но иногда приходится.
— Вы можете пожить у нас, но я обязан спросить — где ваши родители?
— В аду, — ответила очень серьёзно Джиу.
Глава 21. Кэп
If you don’t know where you are going,
any road will take you there.
Lewis Carroll. Alice in Wonderland
Таскать туда-сюда контейнеры три раза в день — та ещё история. Без нас никто не хочет покидать этаж, будут лучше грызть замороженное пюре. Но при этом смотрят как на врагов народа. Поставили бы к стенке, но пистолет один, и он у меня. А если бы нет? Линчевали бы?
Да запросто. Последствия в таких случаях никого не волнуют, коллектив всегда туп и беспощаден, воспроизводя самые древние из мер социальной защиты. Накинуться толпой и растерзать того, кто не такой, потому что он, возможно, опасен.
— Стасик, меня достало. Я вам не дед Мазай. Нет ничего сложного в том, чтобы пройти несколько пролётов лестницы.
— Кэп, нельзя жить в обществе и быть свободным от него! — скорчил пафосную рожу любитель дешёвых цитат.
— Переселяйтесь туда насовсем, — встряла Натаха. — Тут всё равно воды нет. Ни помыться, ни посрать. Говном уже весь этаж пропах, во всех унитазах нагажено всклень.
— Но… — растерялся Стасик. — А как же…
— А что тут ловить-то? — удивился я. — Кровати ваши? Тумбочки? Всё это есть и там. А чего нет — притащим. Один хрен делать нечего, чего б не размяться?
— Кэп-сама деро говорит!
Стасик мнётся и отводит глаза. Потом решается.
— Я покажу.
В своей комнате он, кряхтя, отодвинул шкаф от стены. Смотрит укоризненно, но я не собираюсь ему помогать. Мало ли что он задумал.
