Задорожному было приятно надевать яркую лампу на шапку и спускаться мимо застывших на полдороге пустых лифтов и неподвижных ковшей транспортера.
Погруженная в тьму, шахта казалась еще более огромной и необъятной, чем была на самом деле. Задорожный с уважением думал о своих товарищах соорудивших эту небывалую шахту.
Теперь он уже не боялся ее. Некоторые из его друзей отдали за нее жизнь… А он, Задорожный, старался быть подальше от шахты. Теперь это казалось ему трусостью, почти дезертирством…
Задорожный стал регулярно посещать шахту, говорил, что пойдет на нее работать, и охотно помогал Дружинину вести наблюдения за приборами.
Температура, давление и состав газов в шахте оставались почти без изменения. Подземных толчков больше не было — горячая земля лежала тихая и спокойная, будто никогда не выходила из равновесия.
И все же надежд на возобновление работы оставалось мало — слишком уж большое впечатление произвела на всех катастрофа. Правда, зимовщиков больше не трогали. В Москве, кажется, начали привыкать к мысли, что раз остров не взорвался до сих пор, то, может быть, это произойдет еще не так скоро.
Суровая арктическая ночь казалась Дружинину бесконечной. У него было достаточно времени, чтобы перебрать в памяти все события последних лет и постараться в них разобраться. И он понял, что был счастлив все эти годы, хотя, казалось, только ждал счастья. Теперь, когда оно ушло, он снова все чаще думал о Валентине. Он тосковал теперь о ней сильнее, чем когда бы то ии было…
До середины зимы удалось поговорить с Москвой только три или четыре раза. Разговоры каждый раз бывали сухие, деловые и очень короткие.
В январе зимовщикам удалось привести в порядок установку, стоявшую в кабинете Дружинина. И вот на освещенном экране зимовщики опять увидели лицо академика Хургина, Марины и других людей, связанных с постройкой подземного котла!
Зимовщики радовались каждому знакомому лицу. Однако новости, которые сообщали москвичи, были невеселые. Надежд на возобновление работы на шахте было мало.
В Москве ждали благоприятной погоды, чтобы перевезти зимовщиков на Большую землю.
Узнав об этом, Дружинин однажды попросил вызвать к телевизору Хургина.
— Сообщение с островом невозможно, — сказал он. когда худощавее лицо академика появилось на экране. — Все равно в ближайшее время сюда не доберется ни один самолет. Люди, которые полетят за нами, будут рисковать больше, чем мы. Мы просим разрешения перезимовать здесь. Все необходимое у нас есть. Устроены мы хорошо, опасности нет никакой.
Хургин с сомнением покачал головой.
— Попробую поговорить с кем следует, но за успех не ручаюсь, — ответил он. — Ситуация слишком неблагоприятна. Приказ о консервации строительства не отменят…
— Но ведь идет речь только о зимовке! Мы просим пока только об этом, — сказал поспешно Дружинин.
— Не довольно ли жертв, товарищ Дружинин? — сказал с укором в голосе Хургин и снова покачал головой.
Дружинин понял, что имеет в виду Хургин.
— Да, считаю себя виновником гибели Климовой! — ответил он твердо. — Я не должен был жалеть Анохина. И все же я прошу…
Дружинину стоило больших усилий обратиться с этой просьбой к Хургину. Но иного выхода не оставалось.
— Я понимаю… — Хургин кивнул головой и пристально посмотрел на начальника Подземстроя: это была первая просьба, которую он услышал от Дружинина за все время их знакомства. — Я сделаю, что смогу, но боюсь, что отстоять шахту уже не удастся… Здесь считают, что землетрясение может повториться.
— Это не так! — быстро возразил Дружинин. — Землетрясение было осадочное. Выброс газа нарушил равновесие земной коры, теперь оно восстановилось.
— Вот если б удалось это доказать! — ответил Хургин. — Эх, товарищ Дружинин, лучше было бы вам заниматься докторской диссертацией…
Голос Хургина звучал сокрушенно, но совсем не враждебно: видимо, Хургин понимал, что делается в Душе Дружинина.
— Теперь смогу заняться. Времени для этого более чем достаточно… Спасибо за совет! — ответил Дружинин угрюмо.
Дружинина и его товарищей оставили пока на острове.
Может быть, все же им хотели дать возможность доказать свою правоту?
Над островом Черного Камня шумел свежий весенний ветер.
Длинная темная ночь осталась позади.
Снег на вершинах гор сиял так, что на него больно было смотреть. На склонах он становился рыхлым, под ним журчали ручьи, сбегавшие по ущельям к середине острова.
Река, как и ожидал Дружинин, снова стала широкой и полноводной. Вода в ней бурлила, вспучивалась буграми, плескалась и быстро катилась в высоких снежных берегах.
Высокая, прочная дамба отделяла русло реки от канала. Если бы вода в реке поднялась еще на десять метров, она устремилась бы в шахту.
В течение всей полярной ночи Дружинин проводил долгие часы за расчетами. Он искал ответа на вопрос: что произойдет, если большая масса воды сразу ринется в незаконченную шахту?
Он рассчитывал температуру и величину поверхности нагрева, теплоотдачу стен шахты, количество воды и объем пара, скорость движения воды и пара, определял путь пара в шахте, рассчитывал возможное давление в каждом уголке шахты.
Расчеты говорили, что остров может уцелеть, даже если весеннее наводнение затопит шахту.
Ведь довольно много воды лилось в нее все время. В случае, если воды будет очень много, процесс кипения воды в шахте и выделения пара наружу придет в равновесие и сможет целиком стабилизироваться в течение двух суток.
Дружинин знал из разговоров по радио, что многие ученые несогласны с его расчетами и утверждают, что остров неминуемо взорвется.
Он возражал против этого. Все его расчеты доказывали, что это не так.
Снежный покров оседал и становился все тоньше. Из-под него выступали постройки, мосты и другие сооружения, воздвигнутые человеком.
Снова обозначилась неподвижная серая лента гигантского транспортера, тянувшаяся от центра острова к ущелью в горах, где она обрывалась над морем. Снег стаял на ней очень быстро.
Однажды Дружинин, Щупак и Вера Петрова воспользовались транспортером как пешеходной тропой и поднялись по ленте в горы. Оттуда они наблюдали за состоянием льда в море.
Нестерпимо сиявшие на солнце ледяные поля трескались и крошились. Льдины громоздились одна на другую.
Как приятно было слышать грохот льда людям, привыкшим к могильной тишине занесенного снегом острова!
