— Кто здесь? — одновременно вскрикнуло эхо, пятясь к стене.
Мы снова встретились. Я не предполагал увидеть своего двойника здесь, на родине, не думал, что две тысячи шестой год, единственное место, которое я занимаю по праву, мне придется с кем-то делить. Агрессивные пассажи Кнута хоть и намекали на разницу между мной и местным Мефодием, все же не давали повода усомниться в том, что эта версия, пусть извращенная, перевернутая, готова меня принять.
Я надеялся занять свою нишу, прижиться и со временем все забыть — и обрести покой. Забыть по крайней мере о самом первом варианте настоящего, ведь я видал версии и похуже — гораздо хуже! — а здесь все-таки над пустырем летают голуби и нет этих проклятых броневиков. Здесь мы снова вместе и живем сами по себе. Пусть нами руководит негодяй Фирсов, он хоть не так противен, как мистер Ричардсон. А что до катастрофы, от которой мы никуда не денемся, которая все равно случится — просто потому, что она уже существует в будущем, — то, может, как-нибудь и обойдется.
— Проходи, не стесняйся, — подбодрил я Мефодия, однако это ему не помогло.
— Саша… — ошеломленно выдавил он, вцепляясь в вешалку.
Испугавшись за деревянные крючки и душевное здоровье двойника, я бережно довел его до кухни и усадил на свою табуретку. Тихон сунул ему в рот сигарету и заставил затянуться. После нескольких вдохов Мефодий наконец моргнул и зашевелился.
Все, что говорила Лидия Ивановна, оказалось чистой правдой. На подбородке Мефодия торчал жидкий светящийся клинышек, на который хотелось натянуть женские трусы. В остальном он мало отличался от того, что я привык видеть в зеркале. Вот только затравленный взгляд мне совсем не шел.
— Саша, кто это? — взмолился Мефодий.
— Ты, — Кнутовский выглядел более спокойным. — Я решил, что это ты. Теперь понимаю, что ошибся.
— Продолжайте без меня, — заявил Тихон, вставая из-за стола. — Разбирайтесь тут, выясняйте.
— Где таскался, раззява? — неожиданно набросился на Мефодия Шурик. — У тебя тут какие-то люди, а ты гуляешь! Ключи небось кому ни попадя раздаешь. Государство тебя жилплощадью обеспечило — оно ведь и спросить может. Устроил здесь постоялый двор!
— Яблоки покупал.
Подтверждая свое алиби, Мефодий метнулся в прихожую и притащил оттуда полиэтиленовый пакет с мертвыми буквами РОСПОТРЕБКООП.
— Вызывай милицию, — приказал Кнут.
— Нет уж, обойдемся, — возразил я. — Мы у тебя ничего не взяли, разве что покушали немножко.
— А вещи? Ты мою рубашку надел.
— Из-за такой мелочи расстраиваться! Я еще ботинки позаимствую, не босиком же мне идти.
Хозяева времени и пространства начали приходить в себя. Высокая драма плавно низвелась до банальной кражи со взломом, и такой поворот устраивал, кажется, всех. Отдельные неурядицы вроде нашего сходства при желании можно было легко объяснить. Я уже видел в них это желание — втолковать друг другу, что не так уж мы и похожи, что замки в дверях стоят стандартные, что их имена нам известны по причине огромной популярности обоих. Кажется, я даже расслышал их пока еще не высказанные аргументы, неопровержимые доказательства того, что чудес не бывает. Им, хозяевам своего времени, без чудес было уютней.
Тишка все еще не проснулся. Тихон нес его на руках, задевая за все углы. Всякий раз, когда мальчик вздрагивал, он тревожно замирал и вслушивался в детское дыхание, но Тишка спал крепко.
— Я еще проверю, не пропало ли чего, — совсем осмелел двойник, однако Шурик велел ему заткнуться и не будить ребенка.
Прощались, как в пошлом кино: местные литераторы вышли проводить нас в прихожую, и Мефодий, расчувствовавшись, презентовал мне старые кроссовки. Затем он подошел к зеркалу и старательно расчесал бородку мелким гребешком. От этого она стала еще прозрачнее и еще отвратительнее.
— Сбрей ты ее на фиг, не позорься, — посоветовал я напоследок.
Расставаться было не жалко.
— Не понравилась версия? — спросил Тихон вполголоса.
— Компьютер не того цвета. Я лучше что-нибудь другое поищу.
— Другое — это какое?
— Ты сам-то знаешь, куда идешь?
— Нет.
От метро двигалась целая толпа. Люди шли с работы — к горячему ужину, шкодливым детям и одинаково хорошим теленовостям. Они и сами были чем-то похожи, люди. Дурацкой уверенностью в своем дурацком будущем? В том, что завтра, хоть ты тресни, ничего не случится. Просто придет еще один день — серый, никчемный, спокойный. Он подарит еще одни сутки нормальной жизни — и ничего больше. А больше ничего и не надо. Люди твердо знали, что завтра будет похоже на вчера. И я им завидовал.
— Ружьишко далеко спрятал? — поинтересовался я.
— В Измайловском парке.
— Прямо тут, что ли?
— В двадцать шестом.
— Ну и как там?
— Что-то похожее я читал у отчима. Страшный сон, да и только.
— Как ты узнал о его гибели?
— А как узнают факты своей биографии? Вспомнил, — простодушно ответил Тихон. — Зато ума не приложу, откуда тебе известно про гранату.
— Которой ты Иван Иваныча угрохал? Видел в твоем арсенале с такими же наклейками.
— Я что, и чеку там же оставил?
— Конечно, ее под окном нашли. Или подожди… Она из моего кармана выпала, когда я через окно летел.
— А к тебе она как попала?
— Да у тебя же и конфисковали! — Для Тихона такая недогадливость была непростительна. — Когда в автобус отвели — помнишь, у выхода стоял? — все отняли: и машинку, и чеку.
— Эту? — он показал стальное кольцо, которое я тогда спутал с деталью от брелока.
— Да. Теперь тебя не поймали, вот она и осталась. Или что-то не так?
— Та граната тоже пошла на Фирсова. Только не в две тысячи первом, а в тридцать восьмом. В бункер я ее бросил, понятно?
— Да какая разница?
— В принципе никакой. Только странно все это.
— Тем более что в бункере она не взорвалась. Иначе кто бы меня там допрашивал?
— Теперь уже никто. Вовремя ты оттуда слинял.
Дальше ноги не шли. Я остановился, пытаясь вспомнить, о чем мы только что беседовали. Как он сказал — никто? Что это значит? Погибли. Все. Зачем? Фирсова надо убивать везде и всегда, это правильно.
— Но там же Ксения!! — крикнул я на всю улицу.
— Кто?
— Девушка, я тебе о ней говорил.
— Миша…
— Давай, Тихон, включай дырокол!
— В подвале много комнат, — возразил он.
— Днем нас держали в главной, с Лиманским.
— Там, где керосин? Черт…
— Включай, Тихон!
— Подожди, надо сообразить, какого числа и во сколько. Может не получиться.
— Ты же гений, — заклинал я. — Кнута успел из-под колес вытащить?
— Успокойся, Миша. От спешки ничего не зависит. Важно не промахнуться, слишком рано — тоже плохо. Неизвестно, что сейчас у Фирсова в памяти. Боюсь, нас оттуда не выпустят.
