Оба рыжих, старший и младший, синхронно уплетали макароны с тушенкой.
— Ешь, остынет. — Тихон придвинул мне тарелку и, уставившись в телевизор, спросил. — Кто приходил-то?
— Поклонница за автографом.
— А… Во, во, смотри!
Посреди каменистого ядовито-желтого пространства возвышался сияющий город: белоснежные и розовые корпуса жилых домов, ячеистые зеркальные башни, маленький прогулочный вертолет над крышами.
— В пригороде Багдада состоялся очередной конгресс народов Ближнего Востока. Форум прошел в специально построенном комплексе, громко названном «Юниверс-Кэпитал», что переводится как «столица вселенной». Пока это всего лишь поселок с населением в несколько тысяч человек, но, быть может, в недалеком будущем…
— Весьма недалеком, — пообещал Тихон. — Ты понял?
— Как не понять. Наелся, Тишка? Еще хочешь?
— Не, спасибо. — Мальчик выскочил из-за стола и убежал в комнату. — Ух ты, у тебя компьютер есть? И книжек столько! Я почитаю.
— Он что, серьезно?
— Да нет, рисуется. Не похожи мы с ним?
— Зачем ты его выдернул? Будешь теперь с собой таскать, лепить новую биографию? У человека хоть какое-то детство имелось.
— Со мной безопаснее.
— Уверен? За тобой Фирсов охотится!
— За ним — тем более.
— Странный ты мужик, Тихон. Два раза пытался меня убить, а от чужих пуль спас.
— Гражданская война, обычное дело. Для того и спас, чтобы третью попытку себе оставить. Спасибо за обед, пора нам.
— Значит, какой-то план все же есть?
— План… — тяжело вздохнул Тихон. — Пройдусь по времени, посмотрю, где что можно исправить. В Фирсова постреляю. Уже, знаешь ли, привычка: если к вечеру его не казню, засыпаю плохо.
«Никаких идей, — с ужасом осознал я. — Ни замыслов, ни воли к их исполнению. Нет даже надежды, что из этого что-нибудь получится».
— Если, допустим, не позволить мне передать Фирсову то письмо…
— Решающей роли оно не играет.
— Или снова наведаться к Алене?
— Не терзайся, Миша, это бесполезно.
— Все потеряно?
— Почему же? Пока остается синхронизатор… — Тихон не закончил, но я прекрасно понял, что он хочет сказать.
То же самое говорил и я, когда отнес в «Реку» рукописи. А за сорок с лишним лет до этого Фирсов уже начал строить свою Вавилонскую башню.
— Ты хоть раз видел нормальное будущее? — спросил я. Больше из спортивного интереса, чем из-за желания услышать правду.
— Да, — сказал он. И честно добавил:
— Однажды. Две тысячи сто десятый год. Это рай.
— Где он сейчас, твой рай? Только в памяти.
— Он существует, — возразил Тихон. — Там, где не было синхронизатора. Там все развивалось естественным путем, там… Знаешь, что я оттуда вынес? Кроме приятного впечатления, конечно.
— Оружие, — легко догадался я.
— Вот так, Миша.
В дверь опять позвонили. Я поднялся с табурета и пошел открывать, на ходу соображая, как отшить надоедливую соседку.
— Побрился? — с порога бросил Кнутовский и, не дожидаясь приглашения, ввалился внутрь. — Молодец, а то смотреть тошно. Кто это у тебя? Здравствуйте, — поприветствовал он Тихона и принялся расшнуровывать обувь. — Надеюсь, гости нас извинят. Работа есть работа.
— Какая еще работа?
— Обыкновенная. Хватит отдыхать, заводи свой драндулет. С повестью пока обождать придется. Бумага есть? Я же тебе велел на складе получить! На чем распечатывать будем?
— Ты чего раскомандовался? — возмутился я. — Пришел в гости — веди себя прилично!
— Как ты сказал? — Шурик бросил ботинки и вплотную приблизился ко мне. — Не забывайся, Мефодий, не надо. Мы хоть и друзья, но всему есть предел.
— Так вы тот самый Александр Кнутовский? — вмешался Тихон, отодвигая меня в сторону. — Много о вас слышал, давно мечтал познакомиться.
— Очень приятно, — сухо улыбнулся Шурик. — Это кто? — бесцеремонно обратился он ко мне. — Еще один подающий надежды? Любишь ты с ними возиться, время тратить. Давай, Мефодий, садись. К утру не управимся — Одоевский шкуру спустит. Напрасно мы Локина раздраконили, его, оказывается, сам Иван Иванович почитывает. Будем хвалить. Идейная выдержанность, социальная направленность, что там еще? Стилистическое богатство.
— Какой Иван Иванович?
— Издеваешься, да? — страшным голосом спросил Кнут. — Ты при мне так не шути, не посмотрю, что в приятелях числишься.
Меня, несомненно, принимали за кого-то другого. И кто — Шурик! Какие-то статьи, суровый Одоевский, идеологически полезные сочинения Локина… Но особенно меня покоробило высказывание о том, что я где-то там числюсь. Такого я от Кнутовского не ожидал. Неужели все настолько изменилось?
— Александр Борисович, я прочитал вашу книгу. Получил огромное удовольствие, — снова подал голос Тихон.
— Рад слышать. Какую именно? — Разъяренная физиономия Шурика на мгновение приобрела сходство с человеческим лицом.
— "Ничего, кроме счастья".
— Гм, вы что-то путаете, я такого не писал. Из последних — «Подвиг сержанта» и «Враги отступают», а про счастье даже не собирался. Внимательнее надо быть, дружище, ведь книга начинается с обложки.
— И чего я тогда поперся его прикрывать? — разочарованно произнес Тихон. — Только неприятностей нажил. Тишка, хватит по чужим вещам лазить, пойдем. Всего хорошего!
— Что, не узнаешь собственного родителя? — спросил я, игнорируя гневно-растерянные взгляды Шурика.
— Я запомнил его иным.
— Медные трубы. Чего ж ты хочешь от живого человека?
— Уже не такого живого, как раньше. Тишка! Ну где ты там!
— Разыграть решили? — Кнутовский попытался улыбнуться, но у него не получилось. — Мефодий, мы сегодня работать будем?
Он некоторое время постоял на месте и, не дождавшись ответа, направился к компьютеру.
— Сколько можно тебя звать?! — гаркнул Тихон, теряя терпение.
— Не орите там, — прошептал Шурик. Он на цыпочках вышел из комнаты и аккуратно прикрыл дверь. — Спит. Забавный мальчишка. Ваш? Похожи.
— Нам в дорогу собираться, — сказал Тихон. — После отдохнет.
— Дорога никуда не денется, а ребенку требуется сон. Ничего, на кухне посидим. Все равно Мефодий бумагу проворонил. Гениальная рассеянность, твою мать! Напишем от руки, а в редакции распечатаем. Вам, кстати, как начинающему литератору, будет полезно потренироваться. Задание: хвалебный отзыв о романе, которого вы в глаза не видели.
— Я не по этой части, — запротестовал Тихон.
— Думаете, трудно? Дорогой мой, это же азы!
Внезапно в прихожей послышалась какая-то возня.
— Кто там? — спросил я, встревоженно выглядывая в коридор.
— Кто здесь? — одновременно вскрикнуло эхо, пятясь к стене.
