Окно второго этажа распахнулось, картинно красивый длинноволосый мужчина с мегафоном в руке выглянул наружу.
– Я не прошу у вас многого! Просто задумайтесь – кому мешает, что ребенок растет в семье? Кому мешает, что мать и отец воспитали сына по своему образу и подобию, вложили душу в дитя? Зачем стричь всех под одну гребенку, одинаково одеваться, делать одни и те же прививки, заставлять читать одни и те же книги?
…Узколобый фанатик! Он никогда не слышал об индивидуальных программах для каждого первоклассника, о школьном портфолио, системе профессиональных тестов и оценках экспертов. Такие невежды, как он, когда-то сожгли Бруно и отравили Корчака газом.
Я почувствовал, что переполняюсь гневом, – точно так же, как двадцать лет назад, закипел яростью, увидав окружившие лицей «сцепки». Умница Мишель положил мне на плечо руку:
– Не горячись, Гор! Кулаками тут не поможешь.
Прекрасно поставленный, сильный голос заполнил пространство площади.
– Истинно говорю вам, кто совратит одного из малых сих – никогда не войдет в царствие небесное! Бог послал нам свободу выбора для нас и наших близких. Мы живем в свободной стране и можем распорядиться своей свободой, выбрать ту жизнь, которая нас устраивает. Руки прочь от наших детей!
Нестройный хор подхватил «Руки прочь от наших детей». Не хватало только Джихангира.
– Прости им, ибо не ведают, что творят! Игорь, эти люди напуганы, их злость происходит от страха и косности. Тебе ли их не понимать?
Я обернулся. Г. А. почти не изменился, так же легко улыбается, поблескивает глазами, разминает в задумчивости короткие пальцы. Но похудел сильно, морщины исчертили лицо, набрякли веки. Почти старик. Сердце кольнуло жалостью, я постарался улыбнуться в ответ, но не смог.
– У них дети. Много детей. А если кто-то из безумцев подожжет шнур – или что там за адская машина запрятана?
Мягкое сомнение, едва заметное движение подбородка.
– Не будь ребенком, откуда у них бомба? «Неедяки» никогда не применяют насилие к людям, сектанты тоже мирный народец. Они всего лишь привлекают к себе внимание, пробуют быть услышанными. Как Христос хотел проповедовать с креста – и ошибся.
– Этот вон соловьем разливается, проповедничек!
– У него нет другого оружия. Игорь… – Г. А. замялся, неловко переступил с ноги на ногу. – Ты сейчас большой человек, Игорь, чиновником стал, руководителем. А я – простой педагог в интернате для безнадежно больных. Помоги мне пройти в здание. Там… там тоже мои ученики. я сумею убедить их отпустить детей и самим выйти наружу.
– Да, конечно!
Я согласился прежде, чем подумал. Сработала память детства – Г. А. всегда мог решать проблемы. И сейчас, чем черт не шутит, сумеет убедить ополоумевших «неедяк». А обидеть его не обидят – я вспомнил трясущегося «хомбре» и разгром лаборатории.
Константин Августович (легок на помине) уже спешил ко мне с легкостью, удивительной для столь грузного человека.
– Позвольте, Игорь Кондратьевич, на два слова.
Мы отошли с площади в какой-то тихонький переулок. Майор поспешил рассказать – только что позвонили из Оренбурга. На армейском вертолете отправили шашки с усыпляющим газом, из последних разработок нетравматического оружия. Будут в Ташлинске через час, сбросят шашки на здание, останется только собрать спящих и разделить на преступников и детей. А пока нужно каким-то образом избежать эксцессов.
Я сделал значительное лицо:
– Отправьте парламентера, заговаривать болтунам зубы. Да хоть товарища Носова – его все в городе уважают, даже «неедяки».
Потный майор потряс мне руку и затрусил назад. Через минуту мегафон рявкнул:
– Пропустите парламентера. К вам идет Носов Георгий Анатольевич! Он несет медикаменты, еду и воду.
Я запомнил – тесная площадь, залитая до краев солнцем, проход между двумя рядами солдат и Г. А., ссутулившийся под тяжестью рюкзака с продовольствием. Со второго этажа сбросили веревочную лестницу, Учитель полез по ней, осторожно перехватывая ступеньки. …Могли бы и дверь открыть, или там у них баррикада?
Гомон стих, проповедник заткнулся. «Неедяки» «неедяками», но Г. А. действительно знал весь город, за него беспокоились. я мерил шагами скользкую плитку – двадцать восемь шагов вдоль фасада библиотеки, разворот и снова – раз, раз! Микелито отошел в тень, от жары или от переживаний хваленое здоровье космолетчика дало сбой. я видел, что из носа у него пошла кровь, но не в силах оказался приблизиться хоть на минуту, отвлечься от напряженного ожидания. Минуты сыпались желтым песком в часах.
Наконец изнутри в здании что-то заскрежетало. Затем приотворилась дверь, и появился Г. А. с хнычущим грудничком на руках. За его брючины цеплялось трое малышей, сзади вышагивали ещё три до ужаса серьёзных дошколенка постарше. Безошибочно выцепив меня из толпы, Учитель вручил младенчика:
– Принимай ценный груз. И вы, птицы мои, облепите этого доброго дядю – он мой ученик, знает тысячу сказок. Про Емелю хоть помнишь?
Я-то помнил, а малыши дружно сделали личики. Как большинство «дикорастущих» детей, они предпочитали стереовизор книгам. Ничего, это мы исправим.
– Проследи за маленькими, пожалуйста. Там ещё двадцать школьников, четверо старших наотрез отказались жить в интернате. Им осталось год-два доучиться. Как думаешь, пойдет ли РОНО навстречу?
«Пусть попробует отказать», – подумал я, но произнес другое: – Дура лекс сед лекс, Георгий Анатольевич, наша задача сохранить им жизни, а не идти навстречу. я считаю, что «неедяки» совершают очень серьёзное преступление, доверять им детей – значит становиться сообщниками. Сперва они выйдут все, без ультиматумов и условий. А детали обсудим, когда все закончится.
– Закон никогда не наказывает ПРЕСТУПНИКА. Наказанию подвергается всего лишь тварь дрожащая – жалкая, перепуганная, раскаивающаяся, – возразил Г. А. – Они не преступники, а родители, они всего лишь хотят оставаться отцами и матерями.
– Ребенку не нужен хороший отец, – снисходительно парировал я. – Ребенку нужен хороший Учитель.
– Все существа метафизически состоят из мощи, мудрости и любви, поскольку они имеют бытие, и из немощи, неведения и ненависти, поскольку причастны небытию. Откуда? – Лицо Г. А. просветлело, он продолжил, не дожидаясь ответа. – Мы строим светлое будущее, возводим Город Солнца – неужели пара-тройка семей может обрушить строение? Пойдем со мной, Игорь, ты сам все поймешь.
Младенец заворочался у меня на руках. я увидел, что это прехорошенькая девочка с большими, внимательными ореховыми глазами.
