– Это мой первый день на Раксаре, – сказал Михал, когда кашель затих и старик обессилено откинулся на своем одеяле, – но я собираюсь пробыть здесь довольно долго. Мне говорили, что… – он замолчал, подыскивая слово.
– Что я умираю? – спросил Родат. – Да, это так, святой отец. – Чем я могу вам помочь?
– Помочь мне? – Михал растерялся. – Это я пришел сюда, чтобы облегчить ваши страдания и помочь вам обрести мир и утешение в… в последние часы.
– Я еще протяну три или четыре дня, святой отец, и не надо торопить меня, я еще не готов.
– Не надо так волноваться, – поспешил сказать Михал, заставив себя опуститься на пол подле умирающего. – Я останусь рядом с вами до самого конца.
– Решили устроить мне пышные проводы?
– Нет-нет! Я всего лишь хочу помочь вам подготовиться к встрече с Творцом.
– Ему придется подождать. Я не спешу.
– Не хочу поучать вас, но мне трудно будет вам помочь, если на пороге вечности вы полны таких мыслей. Ведь речь идет о Боге, а не о каком-то там важном господине, от которого можно отделаться усмешкой. Мы говорим о Создателе, готовом принять вас в свое Царствие.
Старик смерил его взглядом, потом отвернулся и сплюнул.
– Святой отец, вам еще многому надо научиться в этой жизни. Я верую в того же Бога, что и вы, но моя вера крепче вашей.
– Тогда просите Господа о прощении, и он дарует вам его, – терпеливо сказал Михал.
– Просить его о прощении? Прощении за что?
– За то, что Человек преступил его законы.
– И вы хотите сказать, что верите в эту блевотину? Да вы просто лицемер и лжец, святой отец.
– Прошу простить меня, но…
– Не трудитесь. Если уж я могу обойтись без прощения Божьего, то уж вы без моего обойдетесь и подавно. Вам лучше уйти отсюда и поискать более подходящее место для торговли религией.
– Я не торговец! – пылко воскликнул Михал. – Верите вы в Бога или нет, это никак не отражается на его истинах. Даже если бы все люди, когда-либо жившие в этом мире, не верили в творца, это не сделало бы его существование менее реальным.
– Не надо путать Бога и религию, святой отец. Бог всегда с нами. А религия приходит и уходит.
Михал наклонился и осторожно промокнул пот на лбу умирающего.
– У вас жар. Могу я чем-нибудь облегчить ваши страдания?
– Для начала закройте свой лживый рот.
– Что вы имеете против меня? – растерянно спросил Михал. – Ведь я хочу помочь вам.
– Тогда убирайтесь отсюда.
Старик прикрыл глаза и замер. Михал раскрыл одну из своих книг и начал читать вслух молитву раскаяния.
– Надеюсь, вы делаете это ради себя, – старик снова открыл глаза. – Я ничего не имею против того, чтобы немного пободрствовать, но, будь я проклят, если стану молить Бога о прощении.
– Вы действительно будете прокляты Господом, если я не стану этого делать, – смиренно ответил Михал. – Пожалуйста, позвольте мне помочь вам тем единственным способом, который мне известен. Возможно, вам спасение вашей души безразлично, но для меня это очень важно.
– С какой стати? – прохрипел умирающий. – Меня же не заботит ваша душа.
– Я стал священником для того, чтобы служить людям. Это единственная цель в моей жизни, и она дарит мне величайшую радость.
– Тогда мне вас жаль. Жаль гораздо больше, чем вам меня.
Старик снова закрыл глаза. Его дыхание выровнялось, хотя по-прежнему оставалось очень слабым. Судя по всему, больной заснул.
Отец Михал вздохнул. Ему казалось, что нет никакого смысла оставаться здесь, – старик не нуждался в его утешении. Но миссия, возложенная на него Богом, не становилась от этого менее важной. Глядя на умирающего, он размышлял о том, почему с таким трудом возрождается вера. Когда-то, давным-давно, религию сгубило огромное количество догм. Постепенно Человек научился летать, жить под водой, научился управлять окружающей средой и своей судьбой, и со временем все больше незыблемых прежде догматов становились ненужными. Основные религиозные положения явно устарели, и когда Человек достиг звезд и занялся тем, что раньше считалось уделом Господа, его вере в Бога пришел конец. Конечно, религия – это нечто большее, чем просто набор ритуалов и норм. Она дарила утешение угнетенным и уверенность слабым, обещая, что наступит день, когда в мире воцарятся добро и справедливость. Но в те времена Человек был на гребне успеха, он правил Галактикой и не нуждался ни в утешении, ни в обещаниях. Но потом все изменилось.
Однако и теперь, грустно подумал Михал, Человек вовсе не спешит в объятия Господа. О да, он готов верить в Бога, но при этом не собирается уступать даже в малом. Михалу, несмотря на молодость, довелось немало повидать: бедность и богатство, жадность и вожделение, гордость и смирение, жестокость и благородство. Только одного он не видел никогда за стенами своей семинарии – Человека, молящего Господа о прощении за грехи своей расы. Любовь, самопожертвование, неистовая вера – для всего находилось место в душе Человека, для всего, кроме раскаяния.
Но разве это причина для того, чтобы отказать ему в спасении? Ведь в конце концов Человек остался тем, кем был с самого своего рождения, – диким зверем, верным своей природе.
Таким его создал Бог, а значит, в том есть какой-то смысл. И Бог должен любить его так же, как и всех прочих своих тварей.
Михал покачал головой. Нашел время философствовать. Он священник и должен исполнить свой долг перед, ближним. И если его заблудшая и униженная паства не желает покаяться, то задача становится труднее, и только.
Сзади послышался шум, и Михал обернулся. В дверях стояла девушка лет шестнадцати, в руках она держала плетеную корзину.
– Он уже умер? – спокойно спросила она.
– Бог мой, что за бездушный вопрос! – возмутился священник.
– Бездушный? Скорее практичный. Я принесла ему поесть. Если старик умер, то еда ему уже не понадобится. Нам самим едва хватает.
– Понятно. – Про себя же Михал подумал, что вряд ли такое объяснение можно счесть извинением. – Он спит.
Девушка поставила корзинку на пол рядом с больным.
– Меня зовут Пилар, – сказала она. – Это мой дядя.
– Я отец Михал, – священник протянул руку.
– Новый священник? – Девушка пожала руку. – Вы давно здесь?
– Прибыл сегодня утром, – ответил Михал. – И большую часть этого дня пытался понять, как вы можете жить в таких условиях.
– У нас нет выбора, – равнодушно откликнулась девушка.
– Не могли бы вы, пока он спит, показать мне вашу деревню? – попросил он. – Я здесь ничего еще не видел.
– Хорошо, – она кивнула головой. – Хотя здесь особо не на что смотреть.
Они вышли под испепеляющие лучи гигантского солнца, и священник снова поразился царящей вокруг нищете. Этот некогда райский уголок трудно было назвать даже трущобами.
