— Не надо.
— Что не надо?
Полковник вздохнул, поставил бутылку на место и закрыл бар.
— Пить не надо. Всякий раз, когда ты приходишь ко мне с таким лидом, вынуждаешь меня опрокинуть рюмку-другую, а мне можно выпивать только после захода солнца, так посоветовал врач… — Он вернулся за письменный стол, сплел пальцы, оперся на них подбородком и надолго задумался.
— Как ты думаешь, что происходит, — спросил он спустя некоторое время, — когда взрывается атомная бомба?
— Ну…
— Хорошего мало, не так ли? — продолжал он. — Если кто-нибудь оказывается в эпицентре взрыва… или даже недалеко, то погибает, превращается в пыль. Разве не так? Не отвечай, Мартин. — И он жестом как бы прикрыл мне рот. — Тебе нечего возразить, и ты прекрасно знаешь это. А теперь допустим все же, что самолет «Грей-12» был уничтожен атомной бомбой, находившейся у него на борту… Пентагон не хочет обнародовать катастрофу, и у него есть на то свои причины, но допустим, знаем об этом только мы с тобой. В таком случае ответь мне на другой вопрос: разве мог спастись кто-нибудь из экипажа?
Как можно уцелеть, если атомная бомба взрывается в двух метрах от тебя?
Я ответил:
— Насколько мне известно, никак.
Полковник нахмурился:
— Ну и что же?
— А то, что существует нечто такое, что нам еще просто неведомо. Я так смотрю на вещи. Город Хиросима был разрушен почти полностью, то же самое произошло с Нагасаки, но некоторые дома поблизости от эпицентра все же остались целы. Кто-то из людей выжил. Почему?
— Но это еще ничего не значит, и ты это прекрасно понимаешь.
— Согласен. Но дело в другом. По правде говоря, я почти не сомневался, что ошибаюсь, когда шел сюда. Теперь же, полковник, я уверен в обратном.
— Как же тебя понимать? Поясни, Мартин.
— Если бы не было никакой связи между Прискоттом, «Грей-12» и атомной бомбой, люди из Пентагона не забеспокоились бы так. Будь все просто и ясно, что бы им скрывать, спрашивается? Так или иначе, — заключил я, вставая, — все это только слова. Дело закончено.
— Закончено? — с недоверием переспросил он.
— Ну да. Я полагаю, Пентагон уже уничтожил тело Прискотта. И мы теперь ничего не сможем доказать.
Мгновение, и напряженное лицо полковника просветлело. Он хлопнул по столу:
— Ну, вот это уже совсем иной разговор, дорогой мой! Это называется здравой логикой. Мы больше ничего не сможем доказать, верно, и потому поставим на этом деле крест. Хочешь отдохнуть немного, Мартин? — спросил он, вставая из-за стола и облегченно вздыхая. — Я могу отпустить тебя на пару недель.
— Мы ничего больше не сможем доказать… Похоже… — вновь начал я. Улыбка замерла на губах Спленнервиля.
— Похоже? — встревожился он.
— Когда Прискотт находился в агонии. Я был рядом, когда он, бедняга, лежал на земле. Умирая, он произнес несколько слов. О, я помню их очень хорошо. Он сказал: «Только мы с Де Вито…» — Я посмотрел прямо в глаза Спленнервилю и повторил: — «Только мы с Де Вито…», понимаете?
— Понимаю? Что я должен понимать? Этот человек умирал, ты говоришь… Наверное, бредил… И что это может означать — «Только мы с Де Вито…»?
— Только они двое выжили — вот что это означает. Именно это хотел сказать Прискотт. Полковник, — сам того не желая, я начал скандировать: — есть еще один человек, которому удалось спастись после взрыва первой атомной бомбы.
Снова последовало долгое молчание. Полковник опять поднялся из-за стола, прошел к окну и нажал кнопку. Послышалось тихое гудение, и большая розовая штора раздвинулась. Легкий щелчок пальцами, и шеф произнес спокойным голосом:
— Иди сюда, Мартин.
Я подошел к нему. Он молча кивнул, указывая на поразительную, грандиозную панораму, которая открывалась перед нами — Нью-Йорк. Лес небоскребов, каньон, созданный человеком, улицы, не имеющие конца, разбегающиеся во все стороны света, миллионы автомобилей, миллионы людей. Я прекрасно понимал, зачем он все это мне показывает. Я тоже был одним из этих муравьев.
— Понимаю, полковник, — тихо произнес я.
— Я знал, что поймешь. Найти иголку в стоге сена легко, когда есть хороший магнит. Найти человека в Нью-Йорке, а тем более в Соединенных Штатах, куда труднее. Человека, который поменял имя, скрывающегося или скрываемого… если к тому же, — добавил он громче, — он еще жив. А может, его уже нет в живых — умер от болезни или в результате несчастного случая, как и этот Прискотт. Тебе не кажется?
— Согласен, — ответил я. Это действительно было так. Я потерпел поражение, отчего же было не признать это? Мне никогда не удалось бы распутать эту историю. Вероятно, это было нечто вроде фантазии. Я прикоснулся к истине или был слишком далек от нее.
— Согласен, полковник, — повторил я. — А что касается отпуска, то мне хватит и пяти дней.
— Почему не десять, Мартин? — спросил он, облегченно вздохнув. — Куда думаешь отправиться? Почему бы не в Африку? Великолепные места, знаешь? Солнце, чащи, слоны и тому подобное.
— Кто знает, может, проведу отпуск дома за какой-нибудь хорошей книгой.
Давая понять, что разговор закончен, полковник произнес:
— Как хочешь, мой дорогой. Ты непобедим… Я постоянно говорил это и всегда буду говорить: ты непобедим. — Он поднял трубку и нажал на рычажок переговорного устройства: — Кто звонил, Рози?
Голосок секретарши быстро перечислил с десяток имен. Спленнервиль пробормотал что-то, потом пожал мне руку: — У меня дела, Мартин, извини, дорогой, но у меня дела… Так значит, увидимся… через пять дней, ты сказал?
— А разве не десять, полковник?
— Как? А, ну да… Как хочешь, как считаешь нужным. До свиданья. И развлекись! — крикнул он мне вслед, когда я выходил из кабинета.
Развлекись! Ну да, так я наверное и сделаю. Я спустился в свой кабинет, взял папку, в которой лежали бумаги, касающиеся этой истории — заметки, фотографии и все прочее — и вывернул в корзину для бумаг. Потом позвонил в отдел некрологов:
— Говорит Мартин Купер! Мне нужно дать объявление.
— Надеюсь, с вашими близкими ничего не случилось? — сдержанно поинтересовалась девушка. — Продиктуйте, пожалуйста.
Я медленно произнес:
— «Мартин Купер глубоко чтит память погибших Марка Д. Прискотта и Виктора Де Вито. Акава, 15 июля 1945 года».
— Это все?
— Все.
— Счет прислать в редакцию или домой, господин Купер? — спросила девушка. Я ответил:
— Отправьте его полковнику Спленнервилю, — и положил трубку.
На другой день я улетел в Кению.
Когда я вернулся, мне уже не хотелось думать об этой истории. В сущности, забывать иногда бывает столь же полезно, сколь и помнить И каждый хороший журналист должен уметь забывать. Мне почти удалось отвлечься, я решил было заняться статьей о негритянских гетто в северных штатах, как вдруг…
